Валачи обладал всем необходимым для того, чтобы нарисованная им картина была достаточно полной. В полувоенной структуре «Коза ностры» он занимал должность старшего сержанта, действовавшего на передовой, и вряд ли можно сейчас найти многих активных «бойцов мафии», способных похвастаться 33-летним стажем преступной деятельности. Кроме того, его служба делу мафии по времени совпала с рождением и становлением «Коза ностры» в ее современном обличии. Как говорится, он был в самой гуще событий, он знает, где погребены все трупы.
Глава 3
Итальянцев нельзя винить ни в том, что они изобрели преступность, ни в том, что они привезли ее в Соединенные Штаты Америки. Когда первая большая волна итальянской эмиграции хлынула в Америку в конце прошлого века, там уже имелся хорошо развитый преступный мир, находившийся в руках ирландцев и евреев, хотя в разное время его активными членами были почти все проживающие в стране этнические группы, включая представителей добропорядочных семей из числа первых переселенцев, например, братья Джеймс. Однако эта небольшая по численности группа итальянцев (в основном из Неаполя, Калабрии и Сицилии) привезла с собой и нечто здесь пока не виданное — традиционную клановость, презрение к законно избранной власти и блестящие организаторские способности, которые в конечном итоге позволили им встать во главе всего американского рэкета.
Первый весомый шаг в этом направлении был сделан в 90-е годы прошлого века, когда шайке сицилийцев удалось взять под свой контроль порт Ныо-Орлеана. Без отчислений в ее пользу грузы оставались в доках без малейшего движения. Вскоре был убит начальник городской полиции, который начал слишком энергично вмешиваться в их дела. Перед судом предстали 19 членов шайки, и, как казалось, возмездие не заставит себя долго ждать. Однако уже тогда прекрасно сработала хорошо известная в наше время схема. Нанятым по всей стране лучшим адвокатам удалось добиться оправдательного приговора шестнадцати обвиняемым, причем не последнюю роль сыграл при этом подкуп присяжных заседателей. Правда, на первый раз такая тактика оказалась не совсем надежной — после оглашения приговора разъяренная толпа линчевала одиннадцать из них, что чуть не привело к разрыву дипломатических отношений между Вашингтоном и Римом.
Однако в те дни столь дерзкое поведение преступного мира было явлением все же исключительным. Первые преступные группы итальянского происхождения в Америке (шайки вымогателей под общим названием «Черная рука») грабили преимущественно своих добропорядочных соотечественников, которые обосновались в Америке и зарабатывали на жизнь тяжелым трудом. Название этой преступной организации происходит от ее обыкновения рисовать черную руку вместо подписи в письмах, требовавших денег от определенной жертвы и обычно угрожавших смертью или увечьем ее детям, если выплаты не последует. Прекрасно помнившие о сицилийской «мафии» и неаполитанской «каморре» родители не заставляли бандитов долго ждать и платили. В Нью-Йорке «Черная рука» превратилась в столь серьезную проблему, что в городе было создано специальное полицейское подразделение во главе с лейтенантом Джозефом Петросино для охоты за шайкой. Разъяренный до нельзя самой мыслью о том, что горстка негодяев чернит честное имя всех итальянцев, он явно перестарался: находясь в 1909 году на Сицилии для обмена информацией с местными властями, он был убит выстрелом в спину.
В год кончины Петросино Валачи было пять лет от роду. Он родился 22 сентября 1904 года в восточной части Гарлема в Манхэттэне, где до сих пор можно обнаружить остатки некогда многочисленной итальянской колонии. Родители Валачи приехали в Америку из Неаполя. У них было 17 детей, выжило из которых только шесть. Валачи был в семье вторым ребенком. Его отец-алкоголик был сначала торговцем овощами, но затем был вынужден стать рабочим на свалке. Вот как вспоминает Валачи о своем детстве:
Мою мать звали Мария Казале. Это была полная женщина ростом 5 футов 7 дюймов, однако с годами она похудела до 120 фунтов. Имя моего отца — Доминик. Ростом он был примерно с меня и весил 160 фунтов. Одевался он всегда очень неопрятно и носил большие усы. Мой брат Джонни был бродягой, и я ничего не мог с ним поделать. Его нашли мертвым на улице, и полиция потом говорила, что это был автомобильный наезд. Я слышал, что они забирали его к себе для допроса и слегка перестарались. Все мои три сестры вышли замуж, и я говорить о них не буду. Старший брат Энтони, говорят, до сих пор в психушке.
Мой отец работал, как вол, но при этом пил сверх меры, поэтому мать постоянно ходила с синяком под глазом. В те дни в Восточном Гарлеме было круто — стреляли почти все время. Помню, отец платил за «охрану» доллар в неделю, чтобы его тележку не разбили.
Торговля овощами давала отцу неплохой доход, но, как я уже говорил, он все пропивал. Маленьким мальчиком я помогал ему торговать. Однажды я катил тележку, у которой было только два колеса спереди, и поскользнулся. Короче говоря, я высыпал все помидоры на дорогу, и отец избил меня как собаку. Позднее, когда он пошел работать на свалку на перекрестке 107-й улицы и Ист-ривер, я тоже ему помогал.
Семьи бедней нашей нельзя было найти. По крайней мере, так мне казалось. Мы часто меняли квартиры, но всегда жили в районе 108-й улицы. Один раз мы снимали квартиру в доме номер 312 по 108-й улице. Могу описать ее: три комнаты, горячей воды и ванны нет. Туалет — в холле. Единственный источник тепла — плита на кухне. Со свалки мы приносили домой дрова и остатки угля и прятали их в комнате, где я спал с братьями. Зимой вся комната была завалена до потолка. Господи, какая там была грязь! Простыни мать сшивала сама из мешков из-под цемента, так что можете себе представить, какие они были мягкие.
О девушках я и подумать не мог. Боялся, что они попросятся в гости. Если бы хоть одна пришла в наш дом, думаю, я бы умер — от позора, конечно. Мне нравилась одна девушка из дома напротив. Она жила на последнем этаже, а мы — на первом. Когда горел свет, ей было видно, что происходит в нашей квартире. Когда она говорила мне, что видела меня поздно вечером в окне, у меня подкашивались ноги, потому что я чувствовал себя виновным за то, как у нас грязно. Часто посреди ночи я уходил из своей комнаты и прокрадывался на конюшню, где было полно фургонов. Почему мне хотелось спать в фургоне, а не дома? По правде говоря, хотелось избавиться от клопов.
Я всеми силами стремился к чистоте, но со всем этим углем, хранившимся в доме, это было нелегко. На углу 109-й улицы и Второй авеню были бани. Ходьбы до них было полтора квартала. Но времени помыться там давали столько, только чтобы раздеться и снова одеться. Поверьте, это не много.
Меня отправили учиться в школу, но, если честно, ходил я туда редко. Однажды меня поймал на улице учитель, но я получил только предупреждение. Когда мне было одиннадцать, я засветил учительнице в глаз камнем. Сделал я это не нарочно, хотел просто попугать. Как бы то ни было, меня отправили в католическую исправительную школу Нью-Йорка, куда суд упекал таких вроде меня или сирот. Находилась она в Бронксе, и порядки там были суровые. Что касается монахов, некоторые были нормальные ребята, но были и порядочные сволочи. Не поверите, что они проделывали с малолетками. Мне просто не хочется об этом говорить.
Самым жестоким был брат Эйбл. Он был главным в портняжной мастерской и бил нас как собак своим деревянным метром. Причем совсем не обязательно было быть виновным в чем-нибудь. От него просто надо было держаться подальше, если не хочешь напроситься на мордобой. И вот однажды брат Эйбл умер. Его тело выставили в церкви. Никогда не забуду этого. Все воспитанники школы были построены перед гробом, чтобы почтить его память. Было нас, по-моему, человек триста. Я был в конце очереди, и когда подошла моя очередь, я чуть не потерял сознание. Вся грудь брата Эйбла была покрыта слюной. Ну что мне было делать? Я тоже плюнул.
Я вышел из исправительной школы в возрасте 14 лет и некоторое время еще ходил в обычную. Когда мне стукнуло пятнадцать, я выправил разрешение на работу и стал помогать отцу на свалке. В конце недели отец забирал и мою получку, и тогда вечером дома была драка. Меня это никак не устраивало, поэтому с парой соседских ребят я начал поворовывать, чтобы иметь собственные деньги.