Всем «мне». Нергал — это процесс. Panta rei — все течет. Это же касается музыки, которую я пишу. С Behemoth я тоже сбегаю от схем.
Это не очень заметный побег.
Все относительно. Конечно, мы не настолько радикальны, как, например, Ulver. Мы не лавируем, как они, между примитивным блэк-металом, акустическим фолком и современной электроникой. Они известны, я восхищен их отношением к музыке, но мы называемся Behemoth, а не Ulver. Но мы и не AC/DC, которые так воспитали своих фанов, что каждое отступление от стиля считается святотатством. Мы наших фанатов воспитываем по-другому. В нашей музыке есть неизменные вещи. Есть в ней всегда одинаковая доза экстрима, есть также, я надеюсь, качество. Неизменной остается наша искренность. Остальное находится в движении. Мне нравится это сочетание и тот факт, что мы можем как прекрасно играть сложные вещи, так и восхищать простотой.
Но вы не выходите за границы метала.
Потому что мы любим его! Наверное, это моя самая сильная музыкальная любовь, и я хочу ее сохранить. Это наш мир. Но поверь мне: если придет момент, когда я перестану это чувствовать, я уйду с этой сцены и начну играть что-то другое. Behemoth никогда не будут притворяться.
А что будет с другими? Инферно, барабанящий в альтернативном проекте…
Ты бы удивился! Именно Збигнев изменил мое мнение, например, о Janes Addiction, которых я раньше не переваривал. Барабанщик-имбецил — это стереотип, появившийся в музыкальной среде. У Инферно слух, какой редко у кого бывает. Он играет на гитаре лучше, чем я на барабанах, да и в клавишных даст сто очков вперед. Со стороны может казаться радикальным металлистом, но я знаю его и знаю, что чувства бегут в разных направлениях. Ему нравятся Killing Joke и другие проекты новой волны…
Наверное, это сейчас в моде.
Я не так много знаю о моде.
A Behemoth сейчас в моде?
Я надеюсь.
Есть разные артисты, в том числе те, кто посчитал бы это оскорблением.
Некоторые хотят плыть по течению, некоторые — бороться с ним, а меня это не волнует. По крайней мере, когда я нахожусь в согласии с собой. Остальное менее важно. В конце концов, речь не идет об одной только музыке. У меня такое впечатление, что мы стали модны из-за наших взглядов.
А ты можешь быть «фанатом взглядов»?
Morbid Angel, одна из моих любимых групп, записала последний альбом, на котором объединились дэт-метал, андеграундное техно и индастриал. Оглядываясь назад, я могу назвать это не вполне удавшимся экспериментом. В контексте всего их творчества я бы даже назвал этот их альбом слабым. Но я фанат, преклоняюсь перед их бескомпромиссностью. Парни хотели сломать систему. Не вышло? Жаль. Но они показали свои стальные яйца.
Behemoth — это коммерческий проект?
Как-то я обедал в компании коллег из Anthrax, музыкантов Оззи Осборна и ребят из ню-метал группы Ektomorf. Мы разговаривали о коммерции. Я сказал, что меня эта тема не касается, потому что Behemoth — это группа из андеграунда. Парни из Ektomorf чуть не подавились. Один посмотрел на меня как на сумасшедшего и сказал: «Вы — андеграунд?! Ты не представляешь, о чем говоришь; посмотри ваши клипы!» Я ответил, что это неважно: ни то, сколько денег уйдет на съемку клипа, ни то, что в Интернете его посмотрят несколько миллионов человек. Это говорит скорее об узнаваемости или популярности. Можно быть популярным, но быть далеким от мейнтсрима. Андеграунд — это прежде всего послание, которое несет музыка, а наше послание экстремально. Данциг в начале девяностых был популярным, но радикальным. Он собирал стадионы, но это не имело никакого значения, он не покорился популярности. Другой пример — Laibach, также одна из моих любимых групп. Они все время экстремальны, провоцируют слушателей, но вот уже на протяжении тридцати лет не выходят из мейнстрима.
Laibach смеются над поп-культурой.
Это часть их концепции. Я согласен, но мы называемся Behemoth, а не Laibach. У нас другая концепция.
Более коммерческая?
Если уж Behemoth играет музыку для масс, то как описать музыку Red Hot Chilli Peppers или Ленни Кравица.
Может, в вашем случае речь идет о металлическом мейнстриме?
Я был на концерте Rammstein. На танцполе десять тысяч человек. На наш концерт придет тысяча. С ними в тур едут триста разных работников, с нами — три. Каждый вечер они вместе с дымом выбрасывают на ветер тридцать тысяч евро, наша пиротехника не стоит даже трех тысяч злотых… Я думаю, что Rammstein — это тот самый металлический мейнстрим. Даже моей маме они понравились бы. Во всяком случае она себе под нос напевала Reise, Reise, когда я включал эту песню в машине.