Алексей закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Голова стала лёгкой, мысли потекли свободнее.
Последнее ясное воспоминание…
Армейский транспортный самолёт. Грохот турбин. Жара. Алексей сидит на скамье вместе с другими бойцами. Все молчат. Соколов проверяет оружие. Денис нервно постукивает пальцами по колену. Взгляд Алексея падает на его руки – обычные, человеческие.
Он смотрит на свои собственные руки. Обе – человеческие. Ещё нет кибернетических модификаций.
– Первый раз за границей, Северов? – спрашивает Соколов, не поднимая глаз от оружия.
– Так точно, капитан.
– Там всё будет иначе, чем на учениях, – Соколов наконец смотрит на него. – Никаких правил. Никаких свидетелей. Только приказы.
– Я понимаю, капитан.
– Нет, не понимаешь, – Соколов качает головой. – Но скоро поймёшь.
Самолёт начинает снижаться. За иллюминатором – пустыня, горы на горизонте. Глубокая ночь.
– Добровольцы на первую фазу «Химеры» – шаг вперёд, – командует Соколов, когда они выстраиваются на взлётной полосе секретной базы.
Алексей делает шаг вперёд. И ещё четверо бойцов.
– Вы выбрали путь силы, – говорит им человек в белом халате, встречающий их у входа в бункер. – Вы станете чем-то большим, чем просто людьми. Вы станете оружием.
Я согласился на это. Я добровольно подписал документы. Я хотел стать сильнее.
– Это реальное воспоминание, – голос Васильевой вернул его в настоящее. – Смотрите.
Над Алексеем висела объёмная голограмма – визуализация активности его мозга. Отдельные участки светились синим, образуя чёткую структуру.
– Синий цвет означает органические нейронные связи, – пояснила Васильева. – Естественные воспоминания. Они имеют определённую архитектуру, которую мы научились распознавать.
Изображение сменилось.
– А теперь подумайте о той деревне из вашего утреннего кошмара.
Алексей нехотя вызвал в памяти образы женщины, детей, крови на стене.
Голограмма изменилась. Теперь среди синих структур появились красные линии, пересекающие их, нарушающие естественный узор.
– Видите эти красные паттерны? Это цифровые сигнатуры – следы работы имплантов, – объяснила Васильева. – Когда они активны, они создают псевдовоспоминания, неотличимые для вас от реальных. Но для нейрокартографа разница очевидна.
– Значит, этой деревни не было? – с надеждой спросил Алексей. – Я не убивал тех людей?
Васильева выключила голограмму и начала снимать с него электроды.
– Не всё так просто. Основа этого воспоминания может быть реальной, но детали, эмоциональный фон, некоторые образы могут быть модифицированы имплантами для достижения определённого психологического эффекта.
– Какого эффекта?
– Контроля, – просто ответила она. – Вина – мощный инструмент манипуляции. Если вы верите, что совершили нечто ужасное, вы становитесь более подверженным внешнему управлению. Более… послушным.
Алексей сел в кресле, пытаясь осмыслить услышанное.
– Кто контролирует мои импланты? Кто заставил меня убить того бизнесмена, если это действительно был я?
– Мы не знаем наверняка, – Васильева помогла ему подняться. – Официально программа «Химера» закрыта после скандала с нарушением прав человека два года назад. Большинство документов засекречено. Вы и ещё несколько бойцов – единственные известные нам выжившие участники проекта.
Она вернулась к своему столу и вывела на голографический дисплей новую информацию.
– Клиника «Возрождение» была создана как реабилитационный центр для ветеранов программы. Мы изучаем эффекты кибернетической модификации и пытаемся помочь вам вернуться к нормальной жизни. Но есть силы, которым это невыгодно.
– Какие силы?
– Военно-промышленный комплекс, корпорация «НейроТех», отдельные высокопоставленные лица в правительстве, – Васильева говорила сдержанно, словно опасаясь прослушки. – Все, кто вложил миллиарды в разработку «Химеры» и не хочет, чтобы правда стала известна.
Алексей потёр виски. Голова начинала болеть.
– А Виктор Красилов? Чем он был важен?
– Он возглавлял «НейроСинтез» – компанию, разрабатывающую нейроинтерфейсы для «НейроТех». Насколько мне известно, в последнее время у него были разногласия с руководством корпорации. Возможно, он знал что-то важное.
Что-то в её словах насторожило Алексея. Она говорила слишком уверенно, слишком детально для человека, который «не знает наверняка».