- Время лечит боль, и это не пустые слова. Тогда – может быть, было больно. Сейчас я уже не помню, да и что толку от боли? – колдун говорил ровно, без малейшего сомнения в своих словах. Затем, запрокинув голову и посмотрев куда-то в потрескавшийся потолок, Ринмир спросил:
- Знаешь, что может быть страшнее боли?.. Страшнее, чем осознание грядущей гибели?
Лайонелл молчал. В тёмных глазах колдуна промелькнула грусть. Промелькнула – и тут же исчезла:
- Хорошо. Тогда я расскажу тебе…
В подвале, похожем на каменный мешок, не было видно света; лишь один луч пробивался сквозь крошечное окно под самым потолком. До него легко можно было дотянуться, чтобы увидеть густую траву и крохотный кусочек неба, почти полностью спрятавшийся за травяными зарослями.
Ринмир знал: сейчас там, снаружи, идёт суд. Судят его – без возможности оправдаться, без возможности сказать хоть одно слово. Он не слышал чужих речей, но в душе жила надежда: деревенские жители, которым он столько лет помогал, не дадут его в обиду, оправдают перед Верховным Жрецом. Не станет же тот, в самом деле, за одного колдуна уничтожать целую деревню?
Неожиданно дверь подвала открылась, и Ринмир часто заморгал, протирая заслезившиеся от слишком яркого света глаза. Он ожидал своих судей, но вместо этого увидел… Мэрайю. Девушку вёл перед собой один из тех воинов, сопровождавших жреца – высокий мужчина в позолоченных доспехах. Ринмир вскочил и тут же ударился головой о низко нависавшую балку.
Не спускаясь в подвал, воин подтолкнул девушку вперёд – и та покорно спустилась следом. Стоило двери закрыться за спиной их тюремщика, как Ринмир бросился к невесте:
- Почему ты здесь?! Ты же не маг! Почему они привели тебя сюда?
Мэрайя молчала; бледные пальцы, словно светящиеся в полумраке, нервно теребили рукав платья. С каждым мгновением тишины становилось всё тревожнее, хотя Ринмир и понимал, что обвинить девушку Верховному Жрецу не в чем. Она не колдунья, а значит, её не за что осуждать.
- Мэрайя, почему ты здесь? – настойчиво повторил Ринмир, накрывая ладонь девушки своей. Отчего-то дочь старосты вздрогнула. Быть может, смутилась или не ожидала прикосновения со стороны своего жениха?
Девушка молчала, глядя на возлюбленного со смятением во взгляде. Казалось, она силилась подобрать нужные слова, но не могла их найти – они застревали где-то в горле, душили её. Всё так же безмолвно Мэрайя присела на пол у окна. Ринмир не понимал, почему она не желает говорить с ним, почему молчит. До тех самых пор, пока она, закрыв лицо руками, не заплакала: горько, безысходно.
Ринмир торопливо присел рядом, ласково обнимая её за плечи и пытаясь сообразить, что он может сказать своей невесте. Ему было тревожно видеть её слёзы, но он и понятия не имел, как успокоить плачущую девушку: до того Мэрайя, смешливая и не любящая, чтобы её жалели, никогда не плакала.
- Они… они… - повторяла сквозь слёзы дочь старосты, то и дело раздражённо смахивая рукавом текущие по щекам капли: она злилась. Скорее всего – на себя, за то, что не может сейчас удержаться от рыданий. Ринмир осторожно положил руки на вздрагивающие плечи, заглядывая в покрасневшие глаза невесты. Мэрайя, увидев этот взгляд, снова вздрогнула. Распрямив спину, точно солдат перед командиром, она сглотнула, пытаясь проглотить ком в горле. Затем всё же нашла в себе силы произнести:
- Кто-то рассказал о том, что мы с тобой… И тогда Верховный Жрец сказал, что меня тоже должны судить. Как и тебя.
На этих словах у неё вновь иссякли силы, и дочь старосты вновь зашлась в рыданиях. Ринмир молчал. Что он, тот, кто косвенно послужил причиной ареста девушки, мог сказать, чтобы утешить её?..
========== Глава XI: Осознание ==========
- Что за бред?! – воскликнул Лайонелл. – Её могли бы судить, только если бы она укрывала тебя от Верховного Жреца! Остальное – глупость, предрассудки! Неужели из-за них…
Золотой Страж не договорил, но Ринмир прекрасно понял невысказанный вопрос. Понял – и засмеялся, словно это была замечательная шутка.
- Ты думаешь, это действительно страшно? Ты не знаешь… не знаешь, что такое боль, мальчик. И я рад: лучше не знать, чем жить с нею.
Теперь Лайонелл уже не пытался задавать вопросы. Он просто слушал. Луна миновала середину неба…
До рассвета оставалось несколько часов.
Ринмиру казалось, что их решили похоронить заживо в этом подвале – его и Мэрайю. Девушка почти не говорила с ним, только тихо плакала, забившись в угол. Когда заканчивались слёзы, из её груди вырывались сухие всхлипы. На глупые утешения и попытки обнять её Мэрайя не реагировала, лишь пыталась слиться со стеной и забиться ещё куда подальше.
Целый день они провели там, в подвале, без еды и питья. Когда же Ринмиру уже казалось, что о них попросту забыли, снова открылась ведущая в подвал дверь, и воин в позолоченных доспехах приказал следовать за ним.
Ринмир брёл вперёд, пытаясь поддержать шатающуюся от слабости в коленях невесту. Почему-то девушка не смотрела на него; дочь старосты глядела лишь прямо перед собой, упрямо сжав губы и пытаясь не плакать. В этом вся Мэрайя: слабая, как и многие девушки, но упорно пытающаяся казаться сильнее.
Верховный жрец ожидал их там же, близ хижины старосты. По правую руку от него сейчас стоял сам глава деревни. Мэрайя с надеждой смотрела на отца, но тот молчал, замерев и сгорбившись, будто некая статуя скорби. Привычным движением потерев сапфировый перстень, Верховный Жрец заговорил:
- Предвестница молвила: мир обречёт на погибель маг. А значит, единственный шанс спасти этот мир – сделать так, чтобы в нём не оставалось магов, ни одного.
Эта тишина, в которой не было ни единого звука, кроме голоса Верховного Жреца, пугала. Опутанный чёрными нитями, он смотрел на Ринмира, как на врага. Юноша открыл рот, собираясь сказать хоть слово в защиту себя и возлюбленной, но неожиданно громко прозвучали слова Мэрайи:
- Почему вы судите меня?! Что я-то вам сделала?!
Ринмир молчал, лишь растерянно смотрел то на жреца, то на невесту, то на молчаливых односельчан. Он ждал, что же скажет девушка, попытается ли она сказать хоть слово, чтобы защитить не только себя. Но Мэрайя будто разом забыла, что человек рядом – её возлюбленный. В светлых глазах полыхало лишь одно желание: дикое, животное желание жить, а не погибнуть лишь из-за связи с колдуном.
Верховный Жрец с брезгливым недоумением смотрел на девушку. Так смотрят на надоедливое насекомое – без страха, лишь с отвращением.
Не видя, как меняется лицо Ринмира, девушка уверенно продолжала:
- Он околдовал меня, заставил связаться с ним! Но теперь, когда он у вас в плену, я свободна от чар и могу говорить, не боясь, что он убьёт меня за неповиновение!
- Мэрайя, о чём ты… - Ринмир попытался взять невесту за руку, но девушка резво отпрыгнула в сторону:
- Не подходи!
Ринмир смотрел в знакомые глаза – и не видел в них ничего, кроме страха. Она, та, что знала его лучше, чем кто-либо в этой деревне, поверила одному слову жреца! На языке крутилось множество слов, но ни одно из них не могло вырваться; лишь судорожно приоткрывался в немом изумлении рот.
- Вы… - Ринмир беспомощно смотрел на жителей родной деревни. И везде, повсюду он видел одинаково пустые, преисполненные страха взгляды. Кто-то из этих людей мог бы умереть без его магии, но сейчас они словно разом позабыли о всём том, что сделал для них молодой колдун. Как вещь, он был удобен им, пока помогал; как только он, по словам жреца, поставил их жизни под угрозу, люди предпочли просто забыть обо всём, что он совершил. Даже Мэрайя, казавшаяся такой преданной, сейчас просто предала его. Молчал и Кристоф, спрятавшийся за спиной отца, будто бы это могло скрыть от взглядов такого мощно сложенного детину, как он. Все молчали, когда Верховный Жрец, устало улыбаясь, произнёс: