Ибо клан, а сейчас в нем пять миллионов членов, это Америка: АМЕРИКА В БАЛАХОНЕ, ИСТИННАЯ В СВОЕЙ БЕЗЫМЯННОСТИ АМЕРИКА.
Ибо клан лишь откровенно являет миру правду, которую БЕЗ ТРУДА ВИДЯТ ВСЕ НЕГРЫ, в то время как белые дьяволы-каннибалы без балахонов лгут, и НА ЭТУ ЛОЖЬ НЕГРЫ ЛЕГКО ПОПАДАЮТСЯ.
В Западной Виргинии… в обеих Каролинах… в Огайо (похваляющемся тем, что у них более четырехсот тысяч куклуксклановцев)… в штате Нью-Йорк и Нью-Джерси… в Делавэре и Мэриленде… в Иллинойсе, Мичигане, Индиане, Теннесси, Кентукки и Арканзасе… клан все выше поднимает голову… Вот она, АМЕРИКА В БАЛАХОНЕ, ИСТИННАЯ В СВОЕЙ БЕЗЫМЯННОСТИ. Пять миллионов клановцев, о братья мои и сестры, но ведь за ними жены, дети, семьи, земляки, и ВСЕ ОНИ ВСТАЮТ НА ПОДДЕРЖКУ КЛАНА И ВМЕСТЕ С НИМ ИДУТ СТЕНОЙ НА НЕГРА. Пять миллионов клановцев, о братья мои и сестры, а за принцем Элиху, ПРОПОВЕДУЮЩИМ СПАСЕНИЕ РАСЫ И ВОЗРОЖДЕНИЕ АФРИКИ, и миллиона не наберется. В Бомонте, штат Техас, где меньше пяти месяцев назад двадцатидвухлетнего негра по имени Вилли Шелтон обмотали колючей проволокой, привязали к бамперу машины и тащили по улицам, пока он не скончался в страшных муках, МЭР — ЧЛЕН КЛАНА… ОКРУЖНОЙ ПРОКУРОР — ЧЛЕН КЛАНА… НАСТОЯТЕЛЬ ЕПИСКОПАЛЬНОЙ ЦЕРКВИ… и еще ТЫСЯЧИ ЧЛЕНОВ КЛАНА во всех слоях общества… а правосудие молчит: и БУДЕТ МОЛЧАТЬ. Разве сказало оно хоть слово, когда под восторженные вопли, к звериной радости сотни белых мужчин и скольких-то там женщин в Боумене, Джорджия, в марте 1926 года дробили кости несчастному Дейлу Скоггинсу? И что дальше? В Джорджии ЧЛЕНАМИ КЛАНА ЯВЛЯЮТСЯ ГУБЕРНАТОР… ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРОКУРОР… ЧЛЕНЫ ВЕРХОВНОГО СУДА… ОКРУЖНОЙ ПРОКУРОР… ШЕРИФ… И у всех у них одна цель — УНИЧТОЖИТЬ НЕГРА.
А принц Элиху предан делу СПАСЕНИЯ НЕГРОВ И ВОЗРОЖДЕНИЯ АФРИКИ.
А принц Элиху повторяет во всеуслышание, что ИСТИНУ НЕ ОПРОВЕРГНЕШЬ: ЛЮБОВЬ НЕГРОВ К АМЕРИКЕ ОСТАЕТСЯ БЕЗОТВЕТНОЙ.
Ибо для темнокожих американской демократии НЕ СУЩЕСТВУЕТ И НИКОГДА НЕ СУЩЕСТВОВАЛО.
А те негры, что думают иначе, или верят в то, что все изменится, — ЖЕРТВЫ САМООБМАНА.
Ибо коммунисты, социалисты и иже с ними, все те, кто проповедует единение рас в классовой борьбе и утверждает, будто ТОТ САМЫЙ РАБОЧИЙ, ЧТО ВХОДИТ В КУ-КЛУКС-КЛАН, КОГДА-НИБУДЬ БУДЕТ ТВОИМ БРАТОМ, — лгут; и христиане, проповедующие любовь, милосердие, искупление грехов, прощение врагов и воздаяние, уверяющие, что ХРИСТИАНСТВО — ЭТО ВЕРА ЧЕРНЫХ, сознательно обманывают вас. ЭТО НЕ ТАК, ЭТО ЛОВУШКА, ИЛЛЮЗИЯ, ЭТО ВЕРХ ЦИНИЗМА.
Подумайте только, в этой христианской стране за десять лет, прошедших после войны, правительство постоянно отступало от своих обещаний в отношении приема негров на государственные должности, в школы и так далее. И делалось это ПО СПЕЦИАЛЬНОМУ РАСПОРЯЖЕНИЮ РАСИСТА ВУДРО ВИЛЬСОНА. А ведь сколько раз он и другие демократы сулили реформы и равенство в правах, ЕСЛИ НЕГР ВЫСТУПИТ В ПОДДЕРЖКУ ВОЙНЫ И ПОЙДЕТ В АРМИЮ (ПРИЧЕМ В ТЕ ЧАСТИ, КУДА ТОЛЬКО НЕГРОВ И ЗАЧИСЛЯЮТ). Нет, любовь негра к Америке безответна. Все белые были и остаются нашими врагами. ДЛЯ НАС АМЕРИКИ НЕТ И НИКОГДА НЕ БЫЛО.
Подумайте только: конгресс отклоняет закон против судов Линча; конгресс отклоняет законодательство по гражданским правам; конгресс отклоняет ПРОЕКТ ЗАКОНА О ЗЕМЛЕ, представленный единственной организацией, которая может гордиться тем, что она ЧЕРНАЯ НА ВСЕ СТО ПРОЦЕНТОВ и НА ВСЕ СТО ПРОЦЕНТОВ ПРЕДАНА ДЕЛУ ВОССТАНОВЛЕНИЯ ЧЕРНОЙ ЧЕСТИ.
А клан? Ведь за последнее десятилетие он только вырос.
И только сильнее стало, о братья мои и сестры, СТРЕМЛЕНИЕ ДЬЯВОЛА-КАННИБАЛА УНИЧТОЖИТЬ НАС.
Пять миллионов членов ку-клукс-клана и еще 10 или 15 миллионов куклуксклановцев в душе. Пять миллионов, десять, пятнадцать миллионов, сколько их всего в ЦАРСТВЕ ПРОКЛЯТЫХ? Одиннадцать губернаторов штатов — члены клана… еще больше сенаторов… не счесть конгрессменов, почти от всех округов… мэров… шерифов, полисменов, государственных служащих… адвокатов… бизнесменов-миллионеров… служителей так называемой христианской веры… учителей… рабочих… ПРИМЕРНЫЕ ЧЛЕНЫ КЛАНА ПОКЛЯЛИСЬ УНИЧТОЖИТЬ НАС.
И потому, о братья мои и сестры, в этот исторический день, 19 июня 1929 года, по случаю этого великого события — ПЕРВОГО ВСЕОБЩЕГО ЕЖЕГОДНОГО СЛЕТА НЕГРИТЯНСКИХ ОБЩИН, организованного ВСЕМИРНЫМ СОЮЗОМ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ И УЛУЧШЕНИЕ ЖИЗНИ НЕГРОВ, — я, принц Элиху, заявляю, что мы должны объединиться… ЧТО НЕГРИТЯНСКИЙ НАРОД БУДЕТ СПАСЕН; АФРИКА ВОЗРОЖДЕНА; КОЛОНИАЛЬНАЯ ДЕСПОТИЯ СВЕРГНУТА; БЕЛЫЙ ДЬЯВОЛ-КАННИБАЛ ПОБЕЖДЕН.
ВСЕМ, ЧЕМ МЫ БЫЛИ, МЫ СТАНЕМ ВНОВЬ.
БУДУЩЕЕ ЗА НАМИ.
НАША ИСТОРИЯ — ИСТОРИЯ ЧЕСТИ.
ЭТО ГОВОРЮ ВАМ Я, О БРАТЬЯ МОИ И СЕСТРЫ, НАША ИСТОРИЯ — ИСТОРИЯ ЧЕСТИ.
Так заканчивается 19 июня 1929 года Первый всеобщий ежегодный слет негритянских общин, которому суждено стать и последним; под конец его, к одиннадцати вечера, Миллисент Стерлинг настолько измучена и обессилена, что не может заставить себя подняться, она плачет, уже долго беззвучно плачет, модная шелковая туника спереди намокла от слез, черная соломенная шляпка валяется на полу — то ли сама упала, то ли кто-то стряхнул; как много лет назад, когда в муках производила на свет детей, она сдалась, страшный шум в ушах, кровь распирает жилы, она сдалась перед лицом беды, позора, страданий любви, ее сердце разбито, о Господи, какая же невыносимая боль в сердце, а впереди ее ждет тоска, старение, наконец, старость и смерть; она едва отдает себе отчет в том, что происходит вокруг, не замечает даже, как уходит со сцены принц Элиху, лоснящийся от пота, словно умащенный благовониями черный идол, как гаснут софиты, как зажигается свет в зале, она не замечает, что вокруг нее хлопочут несколько опрятно одетых юных капельдинеров, ибо к этому времени «Медисон-сквер-гарден» опустел, а Милли остается на месте — согбенная фигура — Что с вами, мэм? Почему вы плачете, мэм? Помочь вам, мэм? — но в своей серо-сизой шелковой тунике и таких же чулках, в белых сетчатых перчатках, со своей белой, такой белой, что гордиться впору, кожей, в своем позоре, безумии, страхе, от которого ей до конца жизни не избавиться, она их не слышит.
В Старом Мюркирке
Я побежден? Нет.
От меня исходит запах тлена? Нет.
Впереди меня ждут новые победы? Да. Да.
В марте 1932 года, под безумное завывание ветра, умерла Катрина. О, если бы только Абрахам Лихт мог обвинить в ее смерти злополучный крах Нью-Йоркской фондовой биржи в октябре 1929 года!
Катрина умерла и похоронена на сельском кладбище, но Абрахама Лихта, стареющего (однако еще не старого) джентльмена — редкие желтовато-белые вьющиеся волосы растут теперь лишь за ушами, оставляя заметную проплешину на макушке, взгляд настороженно-подозрительный, губы кривятся в усмешке, — Абрахама Лихта не проведешь. Он знает, что от этой старухи дом не избавится никогда.
— Слышишь, Катрина опять меня ругает, — говорит, склоняя набок голову, Абрахам, а ветер, или ветры, свистит в дымоходе, как стая летучих мышей, проносящихся над головой, срывает карнизы. Абрахам возмущенно трясет головой. — Катрина, дорогая, оставь же нас наконец в покое! Нам ведь жить надо, пойми ты это.
Всерьез ли говорит Абрахам, шутит ли, поймешь не всегда; вот, как сейчас; Розамунда останавливает на муже любящий, обеспокоенный взгляд; и маленькая Мелани, играющая на полу с тряпичной рысью, которую сшила ей Катрина, тоже растерянно моргает и с улыбкой глядит на отца. Появившийся на кухне Дэриан чувствует, что вступает в спектакль, который уже дышит на ладан, а он не знает текста, не понимает, чего от него ждут. Вот он, прислушиваясь к завыванию ветра, который дует в Мюркирке всегда, и видя выражение отцовского лица, одновременно притворно-угрюмое и искренне озабоченное, догадывается, что речь опять идет о Катрине или по крайней мере о чем-то, с ней связанном.