— За что же ты, дитятко, сюда попала?
— За убийство, — отвечало это невинное дитя нежным мягким голоском. Она была вся какая-то мягкая на вид и белоснежная, ее так и хотелось потрогать.
Вообще мне сразу захотелось поговорить с этими новенькими, узнать больше, кого эта Катя убила и за что. В тюрьме все время кажется, что человек, попавший туда, вполне вероятно невиновен или если кого-то и убил, то по каким-то очень серьезным причинам. Истории этих людей не воспринимались как настоящие, а скорее — сценариями: какая-то женщина сказала то, а ей ответили это, и потом бац — удар сковородкой по голове. Мы росли на вечных фильмах-боевиках, где люди гибли сотнями, и никто им не сопереживал. Все дело было в мотивах: если на девочку нападал бандит, что ей оставалось? Кто-то сочувствовал бандиту? Конечно, нет, все соглашались — девчонка молодец. Все кроме закона и судьи.
— Как же эти рученьки на такое решились? — причитала Женя, а мы все тихо ухмылялись. Провести нас, знающих Женю, таким речами было непросто. Но видимо и обладательницу этих ручек тоже. Она демонстративно открыла свою огромную сумку и достала оттуда две подушки и одеяло. Интерес Жени тут же пропал. Она отвернулась от Кати, не подавая вида, и уже менее дружелюбно обратилась ко второй:
— Аты?
— За разбой.
Мы все прыснули. Дело в том, что у разбойницы рост был максимум 155 сантиметров, а вес, наверное, килограммов сорок. Ее так и прозвали — Дюймовочка. Такой же мягкий детский голос, как и у первой. Вот так подарочки! Они находились в тюрьме уже несколько месяцев и по сравнению со многими были просто завсегдатайками.
Именно поэтому Женя не стала отправлять девочек на третий этаж, и оказались они моими соседками. Спать нам пришлось втроем на двойной наре, и при таких обстоятельствах мы мгновенно сдружились. С Дюймовочкой, которую, кстати, звали, так же как и меня, мы были из одного города и жили в соседних районах. Благодаря этому имели несколько общих знакомых.
— Так что за разбой, Дюймик?
— Ой, да даже рассказывать стыдно.
— Ну, расскажи.
— Какой-то пьянчуга заснул у меня под домом, а у него стоял пакет с едой рядом. Колбаса там была и еще что-то.
— И что?
— Моя подружка эту еду домой унесла, братика покормить.
— А при чем тут разбой?
— А я его пыталась в чувство привести и шлепала по лицу.
— И что? — недоумевала я.
— Ну и вот — я совершила разбойное нападение.
Мы хохотали, но от этого история Дюймочки веселее не становилась. Почитав ее объебон, я удостоверилась, что там именно так и написано: нанесла несколько ударов ладонями по лицу.
— Но это же бред просто, — возмущались мы всей камерой.
— Это еще что. Про нее статью в местной газете написали. Дюйма, покажи, — проинформировала нас Катя.
Дюймовочка достала газету и указала на статью. Статья была большой, на весь разворот и называлась «Шерше ля фзм», все знали, что это означает «ищите женщину». Журналист расписывал ужасы совершенного Дюймовочкой преступления, сгущая краски и выставляя ее просто разбойницей с большой дороги с тесаком в зубах. Там и фотография была подобрана подстать заметке.
— Обязательно сохрани эту газету на память, — советовали мы, умирая со смеху.
Катя приехала из Севастополя и тоже была обладательницей интереснейшей истории.
Если несчастная Дюймовочка оказалась просто жертвой обстоятельств и несовершенства системы, то Катя стала жертвой дурного обращения в семье. Ее мать, повторно выйдя замуж после смерти Катиного отца, родила другого ребенка. Катьке было лет четырнадцать, когда отчим стал ее бить. Семья их ютилась в однокомнатной квартирке и Катя всем мешала. Матери хотелось простого женского счастья, новой семьи, стать вновь молодой. Взрослая дочь напоминала о возрасте и занимала столь нужные квадратные метры. Катя не ходила в школу и была по жизни очень одинока.
— У меня нигде и никогда не было друзей, — рассказывала она. — Однажды отчим в очередной раз избил меня, и я убежала из дома. Жила несколько дней на лестничной площадке в одном из соседних домов. Там меня нашла моя тетка. Я была вся в синяках, и тетка стала уговаривать написать заявление на отчима. Но я просто не могла этого сделать. Сами знаете, у нас считается чем-то постыдным пойти донести в милицию.