Люба, со спицами в ноге, получила три года. Страшно было за эту простую деревенскую девочку, представляя ее на зоне. Бабка Нина получила семь лет. Лилиан — три. Анечка — платиновая королева — шесть.
Валя покинула нас, получив свой срок, и оставила мне должность коногона. Теперь вся ответственность за почту легла на меня. Мне нравилось. Было чем заняться, а в переписке — своя прелесть. Ранее столь непонятные действия коногона теперь и у меня были отработаны до автоматизма. Я мгновенно могла скрутить причал и построиться. Никакой ураганный ветер не становился помехой. Я сидела с причалом, как опытный и упорный рыбак на рыбалке, и добыча всегда была в моих руках. Моя вторая нара находилась прямо напротив решки, и я носилась туда-сюда, забывая, что нахожусь в двух метрах от пола. Я умудрялась скакать с нары на нару, как Маугли, полностью оправдывая свое прозвище — Человеческий детеныш. Должность коногона досталась мне весьма ожидаемо, и я привыкала к ней постепенно. Каждый день принимала почту и отправляла, а так же научилась ловко запечатывать мзлявы. Для малолеток можно было просто скрутить бумажку и дело с концом, но если мы хотели отправить почту на взросляк, то надо было приложить некоторые усилия. Записку многократно складывали, а потом заворачивали в фольгу от сигарет. На фольге писали имя адресата и адрес, который состоял просто из номера камеры, например: «Малышу 148» или «Элоизе 192». Последний этап — завернуть маляву в целлофан от сигаретной пачки и аккуратно запаять при помощи спичек. У меня выходило очень ровно, красиво и надежно — вода была не страшна такой маляве.
У меня всегда был дар быстро и четко излагать мысли на бумаге, и я могла писать и писать, не думая подолгу над посланием. Слова лились из меня потоком, а ничего так не нравилось людям в тюрьме, как получать письма. Мне писало множество людей: малолетки, взрослые парни, с которыми я знакомилась, когда ходила к адвокату, девчонки из других камер. Всем нравилось получать письма, а когда в них было больше двух строчек, то и подавно. Я рассказывала истории из своей жизни и из чужой, подбадривала и поддерживала заключенных, делилась с подругами секретами. Мне постоянно признавались в любви, и я отвечала взаимностью. Это было приятно, думать, что кому-то ты не безразличен, что кто-то переживает за тебя. На этом строились все отношения в тюрьме. Наши малолетки очень нуждались в теплых словах, потому что все они были просто дети. Пусть испорченные, оступившиеся, злые и хулиганистые. Но здесь они становились беззащитными детьми, и каждой из нас хотелось поддержать и помочь хоть кому- то.
Так родилась Таня Пирог. Я не могла от своего имени переписываться сразу с половиной камеры малолеток (они ревновали), поэтому придумала новую личность. Назвала ее Таня Пирог (якобы такое прозвище ей дали за то, что она толстушка). Таня Пирог была недалекой деревенской девушкой, которая всегда хотела есть. Девчонки хохотали от души, когда я придумывала очередную байку от лица Тани и посылала ее мальчишкам. Таню все обижали. Ей не давали есть, а есть она хотела всегда. Таня была толстой и неуклюжей, а загнали ее на третий этаж. Таню хотел обесчестить Лилиан, и она его боялась, как огня. А еще Таня молилась за всех. Она утром, днем и вечером билась головой об пол и возносила молитвы небу, за мальчишек наверху, за обижающих ее девчонок, за родителей и детей. За мир во всем мире.
Малолетку просто потрясла история Тани. Там чуть ли не бунт поднялся в защиту этого странного создания! Они орали девчонкам из нашей камеры, что если те не прекратят обижать Таню Пирог, они затопят их (к слову сказать, они действительно могли это сделать). Они слали Тане еду, не жалея для толстухи самого вкусного! Таня была самым популярным человеком в тюрьме. Ей слали собственноручно нарисованные открытки, марочки и иконы, разнообразные самодельные крестики. Таню завалили советами, как себя вести и не давать в обиду.