— Вкусно кормят, — сказала я соседке по столу.
— Это только здесь, на касачке, — ответила она, — говорят, в лагере страшный голод. Мы здесь в привилегированном положении, потому что можем уехать назад. Поэтому все остальные из лагеря нас терпеть не могут.
— Почему это?
— Они там работают и с голодухи с ног валятся, а мы здесь отсиживаемся, некоторые по несколько месяцев, ничего не делаем и получаем самое лучшее питание. Несправедливо.
— Да, несправедливо, — задумчиво ответила я. Кусок теперь не лез в горло. И казалось, что я ощутила неприязнь женщин за пределами нашего пятого этажа.
Почему всегда так в жизни? Не бывает всего и сразу. Чистота и красота достигаются жесткой дисциплиной, а не желанием самих заключенных. Хорошая еда только на касачке, потому что мы можем рассказать, что видели голод своими глазами. Зачем в образцово-показательной зоне устраивать голодуху? Чтобы у заключенных не оставалось воли к сопротивлению? Чтобы и помыслить не могли о неповиновении?
Грязную посуду мы отдали дежурному и отправились к себе на кровати — ждать ужина. Да, жизнь здесь была скучной. Я развлекалась тем, что подсчитывала количество жительниц нашего «отряда». Насчитала двадцать человек, не считая Юли. По неизвестной мне причине большинство из них были пожилыми. Такие интеллигентные пенсионерки, которые вышивали и негромко обсуждали свои художества. Еще одной интересной особенностью было то, что половина женщин говорила на украинском. Как позже я узнала, многие из женщин приехали из Львова. Они свободно говорили как на русском, так и на украинском. Так как я изучала украинский в школе с первого класса, этот язык был мне хорошо знаком. И в скором времени я и сама не заметила, как говорила с ними только на их родном языке. Мне нравилось, хоть какое-то разнообразие в повседневной жизни нашего тихого отряда.
Спустя какое-то время ко мне подошла Юля:
— Ты из Крыма?
— Да, из Симферополя.
— А я из Алушты. Землячки.
— Здорово, — обрадовалась я.
Юля тоже была рада, из Крыма сюда приезжали редко.
— Пойдем ко мне, поболтаем.
Вот так мне в очередной раз повезло. У Юли, как у смотрящей, была своя отдельная комнатка. Она рассказала мне, что сидит уже восемь лет и за образцовое поведение ее сделали смотрящей на касачке. Теперь она могла не работать и лучше питаться, а проблем с теми, кто был под ее присмотром, не возникало. Слово за слово и мы разговорились. И надо же такому случиться, что ее любимый мужчина жил со мной в Симферополе на соседней улице, и я прекрасно его знала. Что тут сказать? Конечно, Юля хотела получить о нем как можно больше информации, и я рассказывал о нем все, что могла, вспоминая даже то, чего не было. Какая разница? Сделала приятное женщине, сидящей восемь лет, и значит, день прошел не зря.
Узнала я от Юли и о моей Катюшке. Она побывала здесь на касачке пару месяцев назад, оставив о себе неблагоприятное впечатление. Произошел здесь какой-то конфликт между Катей и другими девушками. Завязалась потасовка, и на Катерину накинулось несколько женщин. Потасовки не были чем-то из ряда вон выходящим, простой женской трепкой волос никого не удивить. Чаще всего они заканчивались задолго до того, как одна из сторон получала существенные травмы, хотя перегнуть палку мог кто угодно. В тот день моя подруга повздорила с какой-то группкой, сплотившейся задолго до приезда Катюхи. Они набросились на нее все разом, и разнять такую драку уже было невозможно. Но девушки не знали, с кем имеют дело. Катя, по неведомым причинам, обладала недюжинной силой, и раскидала всех, каждой нападавшей оставив напоминание о себе в виде синяка или ссадины. Одной вывихнула руку, вторую чуть не удушила. Короче, Катя как всегда оставила о себе след. Одно только воспоминание о ней заставляло дрожать дебоширок.
— Да, это моя Катюшка, — говорила я, с нежностью улыбаясь, а остальные с недоумением смотрели на меня и побаивались.
Глава 5
Вот так на протяжении всего моего пребывания в заточении мне везло. Сама судьба меня вела и помогала. Думаю, я не одна такая была. Каждая женщина ведь имела друзей, знакомых. И мы даже в разных уголках страны находили этих знакомых, не оставаясь одинокими.
Наверное, действительно, тюремные связи крепки. Но не преступными намерениями. Никто из нас не планировал никаких преступлений и не сговаривался о чем-то незаконном. Да и о чем? Об ограблении посудной лавки? Об убийстве мужа, который избивал много лет жену и детей? Мы хотели на свободе помочь друг другу, увидеть детей, которых любили как родных, познакомиться с мужьями, не бросивших жен в трудную минуту (таких были единицы), попробовать вкусное блюдо, о котором неоднократно слышали. Просто дружили.