От этой картины, у меня на глазах накатились слёзы, мне было больно смотреть на них, и я что-то вспомнил… Что-то важное… Да! Точно! На этом кладбище, возле большого дуба, были похоронены мои родители. Может быть и их очертания я смогу увидеть. И я пошёл. А дождь всё продолжал петь свою песню, тогда как гром, басом отдавал по моему телу. Земля стала грязной и вязкой, мои ноги устали перебирать эту грязь, и я перестал их чувствовать. Но продолжал идти. До того момента, когда я не заметил огромный вековой дуб. Ветки которого были усеяны висельниками с чёрными, пластиковыми пакетами на них. У самого дерева, я заметил 2 надгробия, возле которого никто не стоял. Я подошёл, и посветил фонарикам в то место, где должна быть эпитафия. Но на них, крупными буквами была только выцарапано моя фамилия, я и понял, это могилы моих родителей… Я так и не смог увидеть даже их отражений… Ноги больше не держали меня, и, ослабленный и истощённый, упал на колени. Вода заливала мне глаза, и надписи становились не разборчивыми, а ноги пробирал холод сырой земли. В голове было пусто, и мои уста сами собой заговорили: “Это я убил родителей”. Я повторял это снова и снова, мои щёки почувствовали, как вода становится тёплой, это были мои слёзы. Я перешёл на крик, эти слова резали мою душу на части, но перестать кричать я не мог. Из яростного вопля, я перешёл на всхлипы боли, и моё тело окончательно повалилось на землю. В рот залетела мокрая земля, но мне было всё равно. Мне хотелось просто умереть. Но что-то было не так… Земля! Она начала меня затягивать в себя, я попытался выбраться из ловушки. Но был слишком слаб, и меня полностью поглотила вязкая грязь, прямо как зыбучий песок… Паника захлестнула моё сознание. Я пытался вздохнуть, но земля забивала мне рот. Секунда другая, и мои глаза покрыла темнота, а я потерял сознание…
Мозг активизировался, но мои глаза всё ещё покрывала тьма, да и рот был чем-то забит… Чем-то… Похожую… На тряпку? Да, точно, это была какая-то ткань, похоже на кляп. И только сейчас, я понял, что нахожусь в сидячем положении. С кляпом, и повязкой на глаза. Я ожидал ещё сжимания верёвки на руках, но те были свободны. Мои свободные руки вынули кляп, и сняли повязку. В лицо ударил мигающий и трещащий свет люминесцентной лампы. Пришлось привыкать. Запах в это месте стоял не выносимый. Такое чувство, что я ходил по мокрым собакам. От части, я был прав, только это были не собаки, а мокрый, дурнопахнущий ковёр. Сам я находился в какой-то квадратной комнате 3 на 3 метра, с стулом по середине. Потолок был весь в мокрых разводах, на нём же и висели эти лампы дневного света. Стены были украшены жёлто-зелёными обоями с непонятными узорами. Перед стулом была белая дверь. Я поспешил открыть её, и за ней был бетонный серый коридор, который был усеян этими противными и шумными лампами. Но делать было нечего, я пошёл. Старался идти быстро, так как шум сводил меня с ума, но коридор так и не кончался, а звук становился всё сильнее и сильнее. Я закрыл уши ладонями, барабанные перепонки разрывало от шума и боли, я перешёл на бег, из-за этого, шум всё усиливался, пока я не обнаружил ещё одну дверь. Без лишних раздумий, я забежал внутрь.
Шум пропал, но я был… У себя дома. Это был мой дом! Тот самый, что я продал, когда умерла мать. Я стоял в прихожей, рядом с дверью было окошко, за которым виднелась оживлённая улица. Ехали машины, пешеходы куда-то бродили по своим делам. Я открыл дверь, чтобы выйти и осмотреться, но не тут-то было, за дверью был тот коридор с лампами. Я закрыл дверь. В мой слух пробрался шум работающего телевизора из гостиной. Из любопытства, я обогнул кухню, и шёл на шум. В доме ничего не изменилось, всё осталось прежним на своих местах. Зайдя в гостиную, я увидел… Родителей перед телевизором! Они сидели на диване, и смотрели какое-то ток шоу. Я начал медленно подходить к ним, но тут, они повернули головы на 180 градусов. Моё тело остолбенело, в пальцах начало колоть, к горлу подступил ком. Их лица были кукольными, не живыми, как будто это грим в театре, а я - часть его представления. Тут их губы начали шевелится, а голоса слились в унисон. Они говорили: “Это ты убил нас!”. Они повторяли это снова и снова, прямо как я возле дерева. Но их голос был мертвый, как запись. Сами лица оставались такими же безжизненными и пустыми, словно их губами молвит чревовещатель.