Ниол видел большие деревья, ухоженные цветники, многочисленных слуг, а еще – лошадей, прекрасных андалузских лошадей, которых конюхи прогуливали в поводу. Юноша сходил с ума от ревности и сознания собственного ничтожества. Он и этот человек – все равно что придорожный камень и бриллиант чистой воды. Надо быть полным глупцом, чтобы не догадаться, кого выберет Паола, кого выбрала бы любая девушка на ее месте!
С другой стороны, каковы намерения этого мужчины? А если он надумал обмануть Паолу? Придется следить за ними, оберегать девушку издалека, изнывая от любви и тревоги.
Когда Ниол вернулся в Мадрид, ему не хотелось идти домой, и он вспомнил о цыганке и ее приглашении.
Повозки стояли в углу площади; привязанные к ним лошади лениво жевали сено. То были простые рабочие лошадки, которых даже нельзя было сравнивать с благородными красавцами, каких Ниол видел в поместье Энрике Вальдеса.
Цыганка незаметно подошла сзади и положила руку на плечо юноши.
– Пришел?
Юноша повернулся, и на мгновение темное пламя ее глаз растопило ледяную тоску его сердца.
– Да.
– Как тебя зовут?
– Николас.
– А меня Кончита.
– Зачем ты меня позвала?
Девушка пожала плечами.
– Вчера ты единственный из всех не смотрел на меня. Ты думал… о другой.
– Прости. Я с удовольствием посмотрю, как ты танцуешь.
– Я выступаю вечером, а сейчас мне нечего делать. Хочешь, поедим вместе? – Она держалась покровительственно, небрежно; вместе с тем в ее голосе проскальзывали просительные нотки.
Ниол вспомнил о том, что со вчерашнего дня у него во рту не было ни крошки, и кивнул.
Они отправились в один из маленьких бедных кабачков с плохо вытертыми столами и оловянной посудой, где подавали кислое вино, оливки, хлеб, сыр и жареную баранину.
Когда они устроились в темном, прохладном уголке, Кончита сказала:
– Зачем ты мне солгал? Твое имя не Николас.
– Я сказал правду, – резковато произнес юноша. – Что ты хочешь услышать?
– Ничего. Ты вправе иметь свои тайны.
Ниол нахмурился.
– Что ты еще обо мне знаешь?
– Что ты тоскуешь о свободе, видишь сны о лучшей жизни. И что ты совершенно слепой.
– И чего я не вижу?
– Посмотри в мои глаза. Они послужат хорошим зеркалом! Иди сюда. Ближе, еще ближе…
Когда Ниол наклонился к цыганке, она поцеловала его в губы, а после звонко расхохоталась.
– Ты напрасно мечтаешь о том, что далеко и недостижимо. Выпей вина и забудь обо всем, что тебя терзает!
Юноша улыбнулся.
– В этом и заключается твоя помощь?
– Нет. Главное – впереди.
Когда подали еду и вино, Ниол и Кончита по-настоящему разговорились. Девушка сказала, что она сирота и с раннего детства путешествует с балаганом. Они редко подолгу задерживаются на одном месте, потому что боятся преследований служителей Церкви.
– Мою мать объявили колдуньей и сожгли на костре, – призналась Кончита. – А у тебя есть родители?
– Только мать.
Девушка склонила голову набок и прищурилась.
– Я вижу, что ты не белый, но не могу понять, какая кровь течет в твоих жилах.
Ниол сделал большой глоток вина и ответил:
– Неважно. Думаю, ты не слышала о таком народе.
– Однако я рада, что это позволяет нам запросто сидеть рядом и разговаривать, – заметила Кончита и вдруг сказала: – Девушка, о которой ты мечтаешь, не похожа на меня.
– Я ни о ком не мечтаю. Все, что мне надо, у меня уже есть: здесь и сейчас.
– Именно такой ответ я хотела услышать больше всего.
Когда они вышли из полутемного кабачка на ослепительный солнечный свет, цыганка предложила юноше посмотреть, как она живет.
Внутри обтянутой плотной тканью повозки было душно. Повсюду валялись какие-то тряпки, дешевые украшения, посуда. Кончита задернула занавески, схватила глиняный кувшин с водой и принялась жадно пить. Потом протянула сосуд Ниолу и, когда он утолил жажду, сказала:
– Раздевайся. Я хочу увидеть, как ты выглядишь без одежды.
Губы Ниола дрогнули в смущенной улыбке.
– Не бойся, – добавила Кончита. – Если хочешь, я сделаю это первая.
Она без малейшего стыда освободилась от пышных юбок, расстегнула пестрый лиф. Ее грудь была смуглой и крепкой, под мышками и внизу живота буйно вились смоляные волосы. От нее пахло какими-то травами, потом и неутоленным женским желанием.
Юноше стало трудно дышать. Он медленно стянул с себя одежду и замер в нерешительности, между тем как черные глаза Кончиты излучали тепло и ласку.
– Мне нравится, что ты не набрасываешься на женщину, как изголодавшийся хищник, а любуешься ею.