Блаженный Августин
Исповедь
© Марков А.В., вступительная статья, 2018
© Издание, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2018
Слава искреннего сердца
Словом «исповедь» мы чаще всего называем откровенный рассказ человека о том, как он сам стал причиной неприятных событий в собственной жизни. Реже мы именуем «исповедью» покаянное искреннее признание, не чуждое надрыва и слез, рассказ о своих пороках, с предупреждением держаться от любых пороков подальше. Если первое значение слова «исповедь» восходит к классической античной биографии, вроде биографий Плутарха, исследующей причины трагических событий в жизни героя – с единственным отличием, что произносится от первого лица – то второе значение принадлежит миру двух великих «Исповедей», Жана-Жака Руссо (1789) и Льва Николаевича Толстого (1882). Такая исповедь совершается перед публикой; но так как публика не имеет ни власти, ни возможности отпускать грехи, то такая исповедь создает новый мир общественной чувственности: застав чужую исповедь, человек поневоле по-новому стыдится себя и осторожнее обходится с собственными чувствами, а умея проникаться чужими чувствами, уже знает пределы сочувствия. Но мыслить «Исповедь» Августина по образцу позднейших авторских исповедей и откровенных писательских автобиографий было бы ошибкой.
Начальный библейский смысл слова «исповедь» – признание: далеко не только признание в своих пороках или ошибках, но и признание в своей вере, надежде и любви. Исповедоваться Богу значит не столько чистосердечно признаваться, сколько прославлять Бога, провозглашать Бога всемогущим, жертвовать Богу лепту слова. Исповедание веры – речь о вере, торжественно прославляющая содержание веры. В таком первичном значении такая «исповедь» совершается перед всеми, как прославление всемогущества Бога, способного как карать грешника, так и щедро миловать его.
Церковное таинство исповеди, конечно, не может быть публичным: слишком велика опасность пересудов и недопониманий. Церковная исповедь, с глазу на глаз, ни в коем случае не должна быть интересна другим: человек представляет себя в становлении, сбивчиво раскрывая, в чем он ошибался и что у него не получается; и отдав долг искренности, обретает более прямой чем прежде путь, очевидный уже для всех. Такой рассказ с глазу на глаз невозможен без чудес, – если понимать чудо не как сенсацию, но как неожиданную милость, как новый общий взгляд на события или как проявление благой воли в мире предопределенности.
«Исповедь», вернее, «Исповеди» Августина (13 книг, каждая из которых – отдельная «исповедь», как бывают отдельные гимны, объединенные в цикл) были созданы около 398 г. Цель автобиографического труда – показать обращение в христианство как необходимое и естественное, проистекающее и из долга перед благожелательной матерью Моникой, и из логики идей, и из свойств времени и переживания времени, и из подсказок памяти, и из переживания языка как глубинного опыта человека. Христианство Августина – не заимствование готовой идеи, но постоянные подсказки, ведущие к озарениям, постоянное спотыкание о свои страсти и свой язык, – после чего необходимо оправиться и предстать перед людьми во всем приличии. Реальность Церкви для Августина – реальность приличия и пристойности, в противовес собственной воле, всегда беспокойной. Как есть воля грешить, есть воля и исправляться; и эта воля отличается вниманием к многочисленным подсказкам, без отбора понятных или выгодных, но с принятием их как единственной логики событий.
Прежде всего, как и во всех сочинениях, Августин не противопоставляет, а сближает слова и вещи. Если для нас отдельно существуют законы событий и отдельно – правила описания происходящего, то для Августина правильно описанное событие только и есть настоящее событие; а вещи сами по себе настолько символичны, что их хватит на множество слов. Речь не отражает событие, а скорее вторгается в него, проверяет его на прочность, – и раскрывается в своей действенной полноте уже изнутри захватившего ее события. Человеческая жизнь не столько считается с событиями, сколько вызвана ими к тому, чтобы быть жизнью в полном смысле, а уже не обстоятельством для других обстоятельств. Больше всего «Исповедь» напоминает интерактивное повествование, наподобие ряда постмодернистских романов, где пишущий роман уже оказывается в самом романе – но только Августин делает то же самое несравненно тоньше и стремительнее.
Затем, Августин вовсе не рассказывает только о собственной душевной жизни или о собственных кризисах. Он говорит о том, какие вещи могут ввергнуть в кризис, а какие – помочь преодолеть кризис. Ему важно, какие вещи разумны, а какие – неразумны; какие – притворны, а какие – подлинны. Он действует не как психолог, работающий с частной душевной жизнью, а как одновременно естествоиспытатель или математик, раскрывающий истину вещей, общих для всех прежде появления их отдельных частных проекций, и политик, показывающий всем, какие опасности могут подстеречь целый народ или даже всё человечество под прикрытием мнимой безопасности.