- Прошу прощения... - тихо произнес Уилл. - Я не хотел вас обидеть.
- Так мы идем в шуль, а? - послышался сверху голос Сэнди. Он спускался вниз, критически оглядывая Уилла. Наконец ткнул в рюкзачок у Уилла за спиной. - Там тебе это не понадобится.
- Ничего, ничего, он мне не помешает, - заверил его Уилл, мысленно перебрав все содержимое рюкзачка: бумажник, карманный компьютер и блокнот.
- Том, ты пойми, во время Шаббата мы ничего и никуда не носим.
- Но там всего лишь деньги, ключи... Что в этом такого?
- Ничего, просто во время Шаббата мы не носим практически ничего.
- Не может быть! Даже ключи от собственного дома?
Сэнди задрал рубашку, и Уилл увидел тонкий шнурок, вдетый вместо ремня. На шнурке болтался единственный ключик.
- Это все, что можно иметь при себе.
Уилл растерянно почесал в затылке. Черт, ну и правила!
- Слушай, Сэнди, я просто не привык ходить без рюкзака. Я сросся с ним, честно!
- Оставь его здесь. Ты идешь со мной в шуль в канун Шаббата. Потом заберешь. Ничего с ним здесь не случится.
Уилл вздохнул и снял рюкзак с плеча. Оставалось лишь, надеяться на то, что Сара Лея нелюбопытна. Потому что ей достаточно было хорошенько порыться в рюкзаке, чтобы понять - никакой он не Том и уж подавно не Митчелл. Мало того, она узнает, что в ее доме гостит Уилл Монро. А если речь идет о всеобщем хасидском заговоре, через пять минут все, включая ребе, будут знать, что Уилл пробрался в Краун-Хайтс в надежде спасти свою жену. А еще через пять минут Уилл встретится с Бет - в ее камере. И за ними обоими закроется дверь. Это если ему повезет.
«Спокойно, не паникуй, все будет хорошо. Все будет хорошо!»
- Будь по-твоему.
Он оставил рюкзак в прихожей, бросив его между обувным ящиком и детской коляской. В последний момент достал из него блокнот и сунул себе в карман. Сэнди уже был на лестничной площадке и призывал его поторопиться.
Они быстрым шагом прошли несколько кварталов, отделявших их от синагоги. В том же направлении со всех сторон стекались местные хасиды - по двое, по трое, а то и целыми семьями. Перед зданием располагался небольшой уютный дворик, к дверям вели каменные ступеньки крыльца. На веранде какой-то мужчина торопливо досасывал сигарету.
- Последняя перед Шаббатом, - усмехнувшись, пояснил Сэнди.
«Даже курить нельзя! Куда я попал?»
Наконец они вошли в помещение, и Уилл испытал настоящий шок. Он ожидал увидеть церковь, но перед его глазами предстало скорее что-то прямо противоположное. Помещение напоминало просторный гимнастический зал. В дальнем его конце тянулись высоченные книжные шкафы, перед которыми ровными рядами выстроились школьные парты и скамейки. Все места были заняты, и оттуда доносился мерный гул голосов. Совсем как в школе перед началом урока. За каждой партой, разбившись на пары, друг напротив друга сидели хасиды и о чем-то увлеченно спорили. Каждая пара спорила о своем. И у каждого спорщика была в руках раскрытая книга. При этом хасиды монотонно раскачивались взад-вперед - вне зависимости от того, слушали они в тот момент или говорили. Уилл попытался хоть что-то разобрать в этой какофонии голосов.
Кое-кто говорил по-английски, но большинство - на иврите. Интонации то повышались, то понижались и в точности соответствовали темпу раскачиваний говорившего.
- Что этим хочет сказать нам рабоним [14]? Учение есть высшее наслаждение и высшее посвящение. Но нельзя ограничиваться только учением. Ха-Шему угодно, чтобы мы занимались и другими вещами в жизни, как то: трудились и зарабатывали себе на жизнь. - Интонация говорившего шла по нисходящей, пока не опустилась до своей нижней точки. Следующее предложение было произнесено уже по восходящей. - Отчего Ха-Шему это было бы угодно? Ведь кто, как не он, желает видеть нас мудрыми и знающими? Почему он не хочет, чтобы мы приумножали знания, тратя на это все свое время? - Голос поднялся почти до визга. - А ответ будет таков! - Говоривший важно поднял палец прямо перед носом своего собеседника. - Лишь познав низменное, мы будем способны оценить возвышенное!
Собеседник внимательно слушал и раскачивался в такт своему приятелю. Но теперь, по-видимому, пришла его очередь говорить. Не меняя ритма своих движений, он изрек:
- То есть ты хочешь сказать, что нам не дано будет постичь всю прелесть Торы [15], если мы станем жертвовать на ее изучение все свое время? В этом контексте история Ноя говорит каждому хасиду, что нельзя и неправильно проводить все свои часы в йешиве, а необходимо и правильно посвящать себя и другим занятиям, памятуя о своем долге мужа и отца. Вот поэтому-то цадик [16] далеко не всегда является самым образованным и ученым человеком в округе, порой это простой каменщик или портной... Но именно ему открыта вся прелесть Торы, потому что он познал в своей жизни и другие вещи и приобрел способность - в контрасте с ними - видеть и знать Тору так, как ее не видит и не знает иной ученый. Он познал низменное и смог оценить возвышенное, он долго блуждал во тьме и поэтому смог увидеть свет раньше других!