Муж продолжал смотреть на нас, лёжа в той же позе. С совершенно непроницаемым выражением лица, словно смотрел кинофильм.
Мне лично всё понравилось, несмотря на мороз от девушки. Во время секса, я даже забыл про наблюдателя и сумел получить удовольствие. Организатору сего мероприятия, всё тоже очень понравилось. Провожал он меня с широкой улыбкой.
Через недельку снова позвонил, хочет ещё раз встретиться. Я, конечно же, не против! И тут, он портит всю нашу, так прекрасно складывающуюся сказку, небольшим дополнением. Мол, в этот раз он хочет у меня отсосать. Я говорю – извините, но никак не интересует такое развитие событий! Тогда, он говорит, хочу лизать пизду жены, когда ты будешь её туда трахать. Снова опасное соседство с его ртом и я снова отказываюсь. Он вроде понял. Очень адекватный гей оказался.
Тем же вечером звонит его жена. Говорит, такие встречи – инициатива мужа. Сама она категорически не хочет, чтобы её так нагло ебали, как это делаю я! Говорит, подобная ебля портит семейную идиллию – с сексом у них и так, с мужем, какая-то непонятная напряжёнка, а я только подливаю масла в огонь.
– А ты в курсе, почему у вас напряжёнка? – спрашиваю.
– Нет – отвечает она.
Я объяснил. По всей вероятности, дело в том, что её супруг страсть как любит мужские пенисы. Для этого меня и приглашал. А никак не для того, чтобы доставить удовольствие своей ненаглядной. Я порекомендовал ей задуматься, почему у главы её семейства возникают такие заднеприводные желания.
Она мне не сразу поверила. Всё повторяла – быть такого не может! Но факт есть факт. Я подкинул ей пищи для размышлений. Если в постели со своим грузином она ведёт себя также холодно, как со мной, то не удивительно, почему у черноглазого возникают мысли про мужские хуи и жопы.
Люди порой живут вместе долгие годы, но не знают друг про друга самого главного. Они вроде рядом, но при этом максимально далеко. Секс лишь отражает ситуацию в их отношениях, в целом.
Убойный минет
– Алло, массаж? – звонит мужик.
– Массаж – отвечаю.
– Хочу свою жену к тебе отправить. В постели, как бревно. Научи её чему-нибудь там.
– Чему?
– Ну как гладить хуй, пусть отсосёт тебе. По полной чтобы раскрепостилась.
– Научу – отвечаю.
– Договорились.
Приезжает красивая девушка. Начинаю её обучать. Исправно дрочит мне хуй, сосёт отлично. Не могу понять, чего тому дибилу не нравится?! Затем переходим к ебле. И мой не маленький хуй полностью проваливается в её бездонную пизду. Широкая пизда! Вот её главный бич. Но мне-то нормально. А тот, у кого размер поменьше, может и вовсе заблудиться.
– Хочешь, я доставлю тебе максимальное удовольствие? – спрашивает она после секса.
– Конечно – отвечаю я.
Она засовывает мне палец в жопу и начинает стимулировать простату, одновременно стимулируя мне хуй. Ощущения захлестнули меня полностью. И я тут же кончил. Это был самый яркий оргазм в моей жизни. Выстрел был настолько мощный, что, вполне возможно, достал до потолка. Это было великолепно.
А тот мужик просто кретин. Не ценил такую девушку!
Замороженный
С детства у меня были проблемы с выражением своих эмоций. Поскольку я не мог их проявлять перед близкими, я не мог это делать и при других людях. Не хватало практики, так сказать. При попытках выдать эмоцию, выходил какой-то неискренний долбоебизм. Когда в моей жизни наступал эмоциональный момент, я смотрел на себя будто со стороны. И вместо радости, боли или гнева, которые понимал, что должен сейчас испытывать, вместо этого, я ощущал лишь конфуз перед людьми и желание провалиться сквозь землю.
По отношению к женщинам тоже самое, я не мог, находясь с ними, высказывать сильные чувства: страсть, любовь, вожделение – ничего не мог. Словно внутри я был замороженный. Как говорил один режиссёр, у которого, уже в более зрелом возрасте, я учился актёрскому мастерству, у меня был абсолютный типаж робота. Все эмоции подавлены.
Боязнь упустить контроль над каким-либо из своих действий, затмевала мой разум.
У моего папаши была схожая проблема. Возможно, я неосознанно копировал его. Хоть он и выступал на различных сценах, играя джаз, диапазон его эмоций был не больше, чем у прикроватной тумбочки. Он сдерживал в себе любые проявления чувств. Моя бабка (его мать) задрючила папашу, который жил с ней большую часть своей жизни, до всех возможных пределов. Неудивительно – один её взгляд и небольшой разговор с ней вызывали тревожное желание проверить на месте ли яички.
Как ни печально, каждый сын – это отражение своего отца, его лейтмотив по жизни.
Чувствовал я себя в этом эмоциональном капкане, как человек, севший задницей на раскалённую сковородку. То есть принять такое дерьмо, я в себе не мог. И сильно от этого страдал, изо всех сил искал выход.