– Как кусок дерьма.
– Наглядный образ.
– Это первое, что пришло на ум.
– Почему, как вы думаете?
– Потому что именно так я себя чувствую.
– И часто у вас возникает такое ощуще…
– А мы можем перейти на «ты»?
С возрастом привыкаешь задавать этот вопрос. Количество поводов для него растет с ошеломляющей скоростью. Ко мне так давно обращаются на «вы», что я вздрагиваю всякий раз, когда молодая кассирша в продовольственном магазине спрашивает меня: «Тебе пакет нужен?» У меня уже седые волосы, если бы я не красилась, то была бы абсолютно белой. Я поседела так внезапно, что могла в этом посоперничать с Марией-Антуанеттой.
– Часто ли ты так себя чувствуешь?
– Нет.
– Ты стала так себя ощущать после разрыва с мужем?
– Пожалуй, да.
– Почему, как ты думаешь?
Вот и первый узел. Будто глотаешь сухое печенье, не запивая.
– Потому что мой муж разлюбил меня.
– И теперь тебе кажется, что ты стала плохой?
– Наверное, да.
– Что, по-твоему, изменилось?
– Ох, очень многое!
– Например?
– Ну, я себя чувствую безобразной.
– В каком смысле?
– Во всех.
– Физически?
– В том числе.
– Можешь немного пояснить?
– Это трудно передать словами.
– Что ты видишь, глядя на себя в зеркало?
Не желая выбрасывать деньги на ветер, я тайком включила на часах секундомер и пообещала себе говорить быстро, отвечать без промедлений. Но не прошло и семи минут, а слова уже застревали в горле и покидали его со скоростью полуокоченевших личинок. Я вошла сюда с уверенностью, что не расклеюсь, но, похоже, все пройдет не так, как я предполагала.
– Дряблую тусклую кожу.
– Раньше она такой не была?
– Была, конечно.
– А что изменилось?
– Теперь я лучше вижу себя.
– Лучше?
– Я стала видеть те детали, которые раньше меня не беспокоили: со временем я располнела, ноги отяжелели, живот обвис и покрылся растяжками, и эти «крылья летучей мыши»…
– Что это за крылья?
– Ну, обвисшая кожа на внутренней стороне плеча, которая болтается, когда поднимаешь руку.
Она подняла согнутую руку, чтобы посмотреть, как обстоят дела с ее кожей в плане обвисания. Это было бестактно, она прекрасно знала, что у нее ничего не колыхнется.
– Раньше ты принимала себя такой, какая есть?
– Думаю, да. Во всяком случае, набирать вес, меняться, как и все, мне казалось нормальным.
– А сейчас так не кажется?
– Нет.
– Из-за чего?
– Я поняла, что немного прозевала момент.
– Прозевала?
– Пустила ситуацию на самотек.
– Как ты думаешь, ты стала по-другому смотреть на себя потому, что Жак выбрал женщину помоложе?
– Намного моложе.
– Да, намного моложе.
– Ну, может быть.
– А если бы Жак выбрал пятидесятилетнюю, с теми же, что и у тебя, несовершенствами – назовем их пока так, – ты была бы столь же строга к себе, как думаешь?
Мне только сорок восемь, округление в бо́льшую сторону похищало у меня два драгоценных года, которые без боя я бы не отдала. Тактичность явно не ее конек.
– Думаю, это меня бы еще больше беспокоило.
– Вот как? Почему?
– Потому что проблема была бы действительно во мне. Я хочу сказать, в моей голове, то есть во мне как таковой.
– А так…
– А так есть вероятность, что это только зов плоти.
– Вы с Жаком это обсуждали?
– Что?
– Мотивы, побудившие его к такому решению.
– Ну да, конечно.
– И?
– Это непросто.
– Его не удовлетворял ваш секс?
– Нет, не думаю. Но не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, зачем мужчине его возраста нужна тридцатилетняя.
– Так каковы мотивы?
– Не понимаю, почему мы говорим о нем, когда я консультируюсь по поводу себя.
– Мы лишь пытаемся разобраться, почему твое зеркало превратилось в кривое.
Если бы каждая минута моего молчания не стоила таких денег, я взяла бы паузу. Долгую. Второй узел, тринадцатая минута. Ком в горле.
– Он мне сказал, что…
– Так…
Чтобы выдавить из себя эту фразу, придется разрубить ее на части.
– Он тебе сказал, что…
– Хотел…
– Так…
– Быть…
– Он тебе сказал, что хотел быть…
Она вглядывалась в меня, выжидая, когда же лопнет нарыв. Назревая где-то в моем сознании, он грозил неотвратимо выплеснуться на нее. И она это знала. Она не верила в простую интрижку.