Первые лучи утренней зари начинали проникать в комнату. Понемногу все просыпалось, воздух наполнялся отдаленными неясными звуками. Чувствуя полное изнеможение, я собирался оставить Бригитту и немного отдохнуть. Когда я выходил из комнаты, брошенное на кресло платье соскользнуло на пол возле меня, и из его складок выпал сложенный листок бумаги. Я поднял его. Это было письмо, и я узнал почерк Бригитты. Оно не было запечатано, я развернул его и прочитал следующие строки:
"23 декабря 18..
Когда вы получите это письмо, я буду далеко от вас, а может быть, вы никогда не получите его. Судьба моя связана с судьбой человека, которому я всем пожертвовала. Жизнь без меня для него немыслима, и я постараюсь умереть для него. Я люблю вас, прощайте, пожалейте о нас".
Прочитав письмо, я посмотрел на адрес: "Г-ну Анри Смиту, в г.Н. До востребования".
7
На следующий день в двенадцать часов, при свете яркого декабрьского солнца, молодой человек и молодая женщина проходили под руку по саду Пале-Рояля. Миновав его, они вошли в ювелирную лавку и, выбрав там два одинаковых кольца, с улыбкой обменялись ими. Затем, немного погуляв, они зашли позавтракать к "Братьям-провансальцам" и поднялись в одну-из тех мансард, откуда во всей своей широте открывается чудеснейший в мире вид. Отослав лакея и оставшись наедине, они подошли к окну и нежно пожали друг другу руки. Молодой человек был в дорожном костюме. Судя по радости, отражавшейся на его лице, можно было принять его за новобрачного, впервые показывающего молодой жене жизнь и развлечения Парижа. Его веселость была спокойной и ровной, такой, какая обычно сопутствует счастью. Человек опытный сразу узнал бы в нем мальчика, который становится мужчиной, начинает с большим доверием относиться к людям и закаляет свое сердце. Время от времени взгляд молодого человека обращался к небу, потом снова падал на подругу, и в глазах его блистали слезы, но он не мешал им литься и улыбался, не вытирая их. Молодая женщина была бледна, задумчива и не отрываясь смотрела на своего друга. Лицо ее носило следы глубокого страдания, которое не пыталось спрятаться под маской, но в то же время не могло устоять перед веселостью молодого человека. Когда он улыбался, она тоже улыбалась, но ни разу не улыбнулась первая; когда он обращался к ней, она отвечала, она ела все, что он предлагал ей, - но в душе ее царило какое-то безмолвие, которое оживало лишь в редкие минуты. В ее томности и уступчивости просвечивала та душевная мягкость, та дремота, которая является неотъемлемым свойством более слабого из двух любящих существ, когда одно живет только в другом и сердце его - лишь отголосок сердца друга. Молодой человек хорошо понимал это и, казалось, был исполнен гордости и благодарности, но именно эта гордость и показывала, что его счастье было для него ново. Когда его спутница внезапно становилась печальна и опускала взор, он, чтобы ее ободрить, силился принять уверенный и решительный вид, но это не всегда ему удавалось, и порой спокойствие изменяло ему. Посторонний наблюдатель ни за что не смог бы понять эту смесь силы и слабости, радости и горя, волнения и спокойствия. Можно было принять эту пару за два счастливейших и вместе с тем за два несчастнейших создания в мире, но, даже и не зная их тайны, нельзя было не почувствовать, что они много выстрадали вместе и что, каково бы ни было их неведомое горе, они скрепили его печатью более могущественной, чем сама любовь, - печатью дружбы. Они пожимали друг другу руки, но взгляды их оставались чистыми. Они были совершенно одни и все-таки говорили вполголоса. Словно подавленные бременем своих мыслей, они склонялись друг к другу, но губы их не сливались в поцелуе. Нежно и торжественно они смотрели друг на друга, как двое слабых, которые хотят вступить на путь добра. Когда пробил час пополудни, молодая женщина глубоко вздохнула.
- Октав, - сказала она, не глядя на своего собеседника, - что, если вы ошиблись!
- Нет, друг мой, - ответил молодой человек. - Поверьте мне, я не ошибся. Вам придется страдать много, быть может, долго, а мне - всю жизнь, но мы оба найдем исцеление: вас исцелит время, меня - смерть.
- Октав, Октав, - повторила молодая женщина, - уверены ли вы в том, что не ошиблись?
- Я не думаю, дорогая Бригитта, чтобы мы могли когда-нибудь забыть друг друга, но мне кажется, что сейчас мы еще не можем простить друг другу, а к этому нужно прийти во что бы то ни стало, - даже если бы нам пришлось никогда больше не видеться.
- Отчего бы нам и не увидеться снова? Отчего когда-нибудь... Вы еще так молоды! - И она добавила с улыбкой: - Мы сможем спокойно увидеться после первого же вашего увлечения.
- Нет, друг мой, когда бы мы ни встретились, я не перестану любить вас - знайте это. Только бы тот, кому я вас оставляю, кому отдаю вас, мог оказаться достойным вас, Бригитта. Смит славный, добрый и честный человек, но, как бы вы ни любили его, вы все еще любите и меня, - ведь если бы я пожелал остаться или увезти вас, вы согласились бы на это.
- Это правда, - ответила молодая женщина.
- Правда? Правда? - повторил молодой человек, и вся душа его вылилась в его взгляде. - Правда, что, если б я захотел, вы поехали бы со мной? - И он спокойно добавил: - Вот почему мы никогда больше не должны встречаться. В жизни бывают увлечения, которые будоражат мозг и чувства, ум и сердце. Но есть такая любовь, которая не волнует, - она проникает в глубь человека и умирает лишь вместе с существом, в котором пустила корни.
- Но вы будете писать мне?
- Да, в первое время - ведь страдания, которые мне предстоят, настолько жестоки, что полное отсутствие всего того, что я любил и к чему привык, могло бы теперь убить меня. Когда вы почти не знали меня, я лишь постепенно, осторожно подходил к вам, подходил не без страха... затем наши отношения стали более короткими... и наконец... Но не будем говорить о прошлом. Постепенно мои письма сделаются реже, и наступит день, когда они совсем прекратятся. Вот так я спущусь с горы, на которую начал подыматься год назад. В этом будет много грусти, но, пожалуй, и некоторое очарование. Остановившись на кладбище перед зеленеющей могилой, где вырезаны два дорогих имени, мы испытываем таинственную скорбь, и из глаз наших льются слезы, но эти слезы лишены горечи, - мне хотелось бы с таким же чувством вспоминать о том, что и я жил когда-то.