Выбрать главу

 

Встав на колени, я оглянулась по сторонам, не видит ли кто, и принялась старательно обмазывать себя грязью. Я методично зачерпывала ладошками жидкую грязь из лужи и шлепала ее прямо на пальто, которое быстро перестало быть красным. Я делала это с каким-то мстительным упоением, уничтожая результаты трудов бабки, и была счастлива. Вот такая глупая и наивная детская месть. Дома я сказала, что меня с головы до ног окатил грузовик, получила положенную мне порцию криков и наверняка какое-то наказание, но всё равно была довольна своим поступком. И, как ни странно, никогда о нем не жалела.

 

Письма

 

Думаю, многие сейчас задаются вопросом, почему я не рассказывала в письмах родителям о своем пребывании у бабки, о ее методах "перевоспитания". Я этого не делала по двум причинам. Первая: по своей природе я никогда не жаловалась. Я не любила этого, да и попросту не умела. Вторая: это было бы не так легко по той простой причине, что бабка всегда проводила ревизию моих писем и, прежде чем их отправить, всегда внимательно прочитывала в поисках "компромата". Хотя мне и без ее любопытного носа удавалось отправить домой письмо или открытку, просто написав их в школе на переменках.

 

Тогда о чем я писала в своих письмах? Об учебе, о любимых и нелюбимых предметах, об экскурсиях в цирк, о наших с Оксаной прогулках. И, конечно, много писала о книгах, что понравилось, а что не очень. В общем, мне и кроме бабки было о чем писать. Кроме того, будучи восьмилетней девочкой, я не могла разбираться в методах воспитания, ведь дети думают, что взрослые всё делают правильно, и если наказывают, то справедливо. Вот и я считала, что если бабка так решила, то я действительно виновата. И хотя в большинстве случаев я не понимала своей вины, но, будучи ребенком, верила, что она права.

 

Конечно, многие моменты были за гранью моего детского понимания. Например, бабка не отдавала мне письма от любимой бабушки. Я до сих пор не знаю, сколько на самом деле их не получила – ко мне они попадали, только если почту забирали тётки (у меня ключа от ящичка не было). Но если письма вынимала бабка, то мне отдавала только те, что были от родителей. Пару раз я находила разорванные листочки в мусорном ведре, убегала с ними во двор, и там раскладывала на камне, чтобы прочитать. Зачем она это делала? Думаю, ответ прост: по причине того, что бабушка была матерью ее нелюбимой невестки.

 

Сама же я бабушке писала много, но по листочку и печатными буквами – она была малограмотной, читала с трудом, и ей достаточно было того, что ей написала любимая внучка и с ней всё в порядке. Тогда я еще не знала (да и не могла знать), что бабушке осталось жить всего год, и что умрет она у меня на руках. Никому не пожелаю пройти через такое, особенно ребенку. И то, что у меня была самая ужасная бабка на свете, Господь компенсировал тем, что дал мне самую добрую и ласковую бабушку из всех существовавших на земле. Бабушку, которую я буду помнить и любить всю жизнь.

 

Заключение

 

А потом школьный год закончился, наступило лето, и приехали родители с моим младшим трехлетним братом. Они планировали забрать меня на каникулы домой, а на третий класс снова отправить к бабке, но, увидев меня, ужаснулись. Сначала их удивило то, что меня не взяли на вокзал встречать их, а когда бабка призналась, что мне нечего было обуть (деньги, присланные родителями, она, разумеется, потратила), возмутились. Мама пришла в ужас, увидев мою "прическу", и папа долго беседовал с бабкой в кухне. Я не знаю, о чем именно, но в результате родители меня увезли и больше ей на "перевоспитание" не отдавали.

 

Потом они меня долго расспрашивали, как мне тут жилось, и всё ли я им рассказывала в письмах. Я с раннего детства не любила жаловаться, поэтому призналась только в том, чего скрыть бы не удалось: об отрезанных за тройку волосах, о закармливании гречкой, о "гибели" любимой куклы, об испорченном пальто. Откровенно говоря, обо всём остальном, описанном выше, они до сих пор не в курсе. Да и никто не в курсе – это не те откровения, которыми хочется делиться на каждом углу. Я и сама старалась об этом не вспоминать. И я 37 лет шла к тому, чтобы перенести эти воспоминания на бумагу и отпустить себя.