Нет, хуже только то, о чем она даже не подозревает.
То, о чем она никогда не узнает, потому что я ни за что на свете не расскажу ей об этом.
На самом деле у меня есть только один аргумент в свое оправдание. И в прошлом году, когда все это дерьмо произошло с нами, у меня его еще не было. Даже пару месяцев назад я не мог бы похвастаться им.
— Ты все не так поняла, — говорю я ей, как только обретаю дар речи. — Я и мысли не допускал, что ты можешь мне изменять. Но в тот день в парке, после того как ты объявила, что беременна Эллиотом… — я резко выдыхаю. — Как будто во мне что-то щелкнуло и включилось. И я не знал, как это выключить.
По тому, как у нее отвисла челюсть, я понял, что прав и она действительно все не так поняла.
— Даже после того, как ты получил доказательство своей неудачной вазэктомии? — с недоверием спрашивает она. — И после того, как день ото дня своими глазами видел, как наш сын все больше походит на твои детские фотографии?
— Даже после всего этого, — соглашаюсь я. — Потому что дело было не в тебе.
Она склоняет голову набок.
— Что ты имеешь в виду?
Я пытаюсь ответить, но слова застревают в горле. Солнце, отражаясь от поверхности воды, путается в ее белокурых волосах. Этим она напоминает мне ангела. И дает мне надежду, что после долгой ночи скоро придет рассвет.
Она сама — воплощение надежды.
— Мама бросила нас с отцом ради другого парня, — говорю я и мысленно съеживаюсь от банальности сказанного и того, что я каким-то образом перекладываю часть вины на свою мать. — Этим уходом она почти уничтожила папу, и что-то навсегда сломала во мне, — я заставляю себя смотреть ей прямо в глаза. — Если так произошло с отцом, то почему бы этому не повториться со мной? Если она смогла предать его, то почему я не могу ждать такого же предательства с твоей стороны?
Теперь, когда я произнес это вслух, все мне кажется каким-то плоским и незначительным. Но сейчас, даже отведя взгляд, я вижу в Пейдж совсем не отстраненность, а скорее любопытство, что дает мне смелость продолжить.
— И это чувство никуда не делось, — признаюсь я. — Лучше не стало. Все эти маленькие обрывки воспоминаний, они возвращаются ко мне снова и снова. Я помню постоянные ссоры родителей. Мама говорила, как сильно любит другого мужчину и обвиняла отца в том, что тот слишком занят на работе и его никогда не бывает дома. В том, что он не уделяет ей достаточно внимания, так что она нашла кем его заменить. Я не могу забыть сколько раз она запиралась в спальне, чтобы тайком поговорить по телефону. И когда отец работал в выходные, она находила кого-нибудь, кто посидел бы со мной, а сама сбегала на свидание.
— Все это дерьмо без конца крутилось в моей голове, подпитывая паранойю. И я не переставал придумывать все новые причины, чтобы не доверять тебе.
Она слабо запротестовала.
— И ты считал это разумным?
Я отрицательно качаю головой.
— Нет. Это было сплошным безумием.
Она делает паузу, а затем подчеркивает:
— Было?
— Да. Это в прошлом, — я срываю очки и бросаю их к себе на колени. Потому что мне хочется, чтобы она видела мое лицо. Видела и понимала, что все сказанное мной — чистая правда. — Я больше так не думаю, Пейдж. Все в прошлом. Я знаю, что ты мне не изменяла. И понимаю, что никогда бы не пошла на это.
Она молчит. Проходит так много секунд, так много тяжелых болезненных ударов сердца, пока я неосознанно задерживаю дыхание так, что у меня начинает кружиться голова.
— Как ты пришел к этому? — наконец, тихим голосом спрашивает она.
Выпрямившись, я откидываюсь на подушку и кладу руки на перила.
— Помнишь Шэрон Лоренц, что консультировала нас однажды? — Дождавшись ее кивка, продолжаю. — Я начал ходить к ней на прием, как только мы расстались. Она мне очень помогла.
Пейдж поворачивается, уставившись на мерцающую водную гладь, и в профиль я вижу, как часто она моргает.
— Почему ты не рассказал мне об этом раньше?
— А в какой момент ты хотела бы это услышать? — Ее вопрос был справедливым, но я уверен, что и мой тоже. Но в течение последних двух лет мы не так часто находились в состоянии перемирия.
Опустив голову, она долго молчит, продумывая ответ, но в конце решает поменять тему разговора. А я вроде и не против.
Ваша честь, у защиты больше нет вопросов.