— Боже, — стону я.
Я люблю тебя. Слова эхом отдаются в моей голове и отчаянно пытаются вырваться наружу, но я пока не готова. «Все в порядке» — говорю я себе. Все в порядке. На данный момент этого достаточно.
Мы словно две половинки ножниц, наши ноги свободны, и никто из нас не доминирует над другим. Мы трахаемся как равные. И когда он продолжает вбиваться в меня, я встречаю каждый его толчок, словно наши тела расплавились и слились воедино. Сейчас он не пытается доказать свое превосходство, не пытается завоевать меня или заклеймить, будто собственность. Он не вынуждает меня отдаться ему. Он не берет. Мы делимся.
И это так чертовски возбуждает. Я теряюсь в удовольствии, цепляюсь за него и желаю, чтобы это продолжалось бесконечно.
— Тебе нравится так? — спрашивает он, пока его руки блуждают по моему телу — грубовато сминают бедра и поглаживают позвоночник, вызывая дрожь.
— Да, — отвечаю я, затаив дыхание. — Детка, ты прекрасен. Не надо спешить. Пусть это продлится подольше.
Я слышу его прерывистое дыхание, пока он продолжает неторопливые движения и его член наполняет меня изнутри, потирая сладкое местечко, отчего я завожусь не на шутку. Это напоминает медленную пытку, своего рода поддразнивание, потому что каждый раз, когда он понимает, что я на грани, он меняет угол. И оттягивает оргазм, сводя меня с ума.
И вот, наконец, наступает разрядка, я словно в замедленной съемке падаю через край, а потом крошечные разряды удовольствия пронзают все мое тело, почти ослепляя своей интенсивностью. А когда Логан замирает, и я чувствую, как он, пульсируя, горячо разливается внутри, меня накрывает волной исступленного блаженства, пока он, тяжело дыша, сжимает меня в своих объятьях.
Боже мой! Я закрываю глаза и тяжело дыша, прижимаюсь к нему. Как я жила без этого так долго? Как я могла убеждать себя, что мне хорошо без него — и на самом деле поверить в это?
— Мне это было нужно, — отдышавшись, признаюсь ему я.
Все еще тяжело дыша, он перекатывается на спину и увлекает меня за собой.
— Почему? У тебя был дерьмовый день?
От воспоминаний о семейном разговоре у меня инстинктивно сжимаются кулаки. Может стоит ему все рассказать? Он ведь заслуживает правды. Нет, только не сегодня. Ему предстоит провести с семьей все выходные и если он сейчас узнает в чем его подозревали, то я не уверена, что у него хватит выдержки с этим справиться. И уж точно он не будет делать вид, что все в порядке.
— Они хотели знать, почему мы расстались, — это все, что я могу ему ответить.
Он колеблется.
— Что ты им сказала?
Я пожимаю плечами, разжимаю кулак и провожу пальцами по его животу.
— Правду… Ты решил, что я тебе изменяю, и это уничтожило наш брак.
По тому, как он напрягся и шумно вздохнул, я поняла, что у него ко мне есть вопросы, но он не решается их озвучить. Вместо этого он обнимает меня еще крепче.
Все это слишком неожиданно. Я так долго висела на краю обрыва и отчаянно цеплялась, борясь за свою жизнь. И теперь, лежа здесь, в его объятиях, я чувствую, что могу, наконец, разжать пальцы. Я не знала, что это произойдет со мной сейчас, но теперь меня это больше не страшит, потому что я знаю, он не даст мне разбиться.
Я с трудом сглатываю комок в горле. Боже, я сейчас заплачу. Чувствую, как слезы наворачиваются на глаза, но, если я перед ним разрыдаюсь, он захочет узнать, что со мной происходит, а я не смогу ничего ответить, потому что еще не разобралась в своих эмоциях.
— Уже поздно, — очень надеюсь, что он не заметил, как предательски задрожал мой голос. Быстро поцеловав его в губы, я добавляю: — Мне нужно вернуться наверх.
— Эй, — он делает неудачную попытку остановить меня, когда я, выскользнув из его объятий, начинаю в спешке натягивать одежду. — Ты в порядке?
— Ага, — надеюсь, моя улыбка выглядит натурально.
Затем я желаю ему спокойной ночи и выхожу, пока он не увидел моих слез.
***
Я стою на кухне, рядом со стойкой, где мама хранит коробку с бумажными салфетками и, опершись руками в края раковины, и горько плачу. Выдергивая салфетки одну за другой, я пытаюсь остановить безудержный поток слез, и задерживаю дыхание так долго, как только могу, чтобы не разрыдаться в голос. Логан может услышать.
— Эй, — раздается голос позади. — Что ты там делаешь?
Оглянувшись, в скудном свете, пробивающемся со второго этажа, я вижу тень своей сестры. Набираю полные легкие воздуха, в надежде, что в такой темноте она не заметит мое заплаканное лицо и, прочистив горло, спрашиваю.