Я обвёл взглядом моих собеседников. Но ответом на мою горячность были странная дрожащая усмешка на губах Габриэля и ледяной взгляд Мартина. Словно холодное бешеное пламя зашумело в его голосе:
- Послушай меня внимательно, Генрих. Это не болезнь, а Кара Господня. И никакие лекарства не помогут. От неё есть единственное средство - жить, как подобает христианину. Габриэль, ты пытался объяснить, почему они не хотят видеть меч, нависший над их головами. Посмотри на дома вокруг. Нижний этаж меньше верхнего, чтобы меньше платить за землю городу. Эти люди думают, что могут относиться к Господу, как к нерaдивoму бургомистру. Они хотят заплатить ему малый налог в виде фальшивых ритуалов и индульгенций, в то время как грехи, будто огромный второй этаж, нависают над их душами. Этот город, весь мир нуждается в исправлении. Господи, если ещё не поздно - помоги нам вернуть веру, не изувеченную обманщиками из Рима.
Какое-то время мы все трое стояли, погрузившись в безрадостные размышления. Потом Габриэль прервал тяжёлое молчание:
- Я прошу вас обоих поужинать сегодня со мной.
- Разве сегодня праздник? - удивился Мартин.
Однажды Габриэль, смеясь, сказал, что ему не потратить деньги, оставленные отцом, даже за сто двадцать лет. А он не обладает достаточно крепким здоровьем, чтобы прожить и половину этого срока. Тем не менее, нам с Мартином было неудобно часто пользоваться его щедростью. И Габриэль, щадя наши чувства, приглашал нас обычно на ужин только в праздничные дни и в день начала семестра.
Габриэль отвернулся, его голос чуть вздрогнул:
- В некотором смысле.
***
Кто-то из бродячих студентов засмеялся, когда мы вошли в трактир. Правду говоря, зрелище и в самом деле было забавное. Мартин, плотный и плечистый, в рясе монаха-августинца, темноволосый, худощавый Габриэль в дорогой мантии и я в потрёпанном длинном плаще. Смешки впрочем тут же прекратились. Видимо, кто-то шепнул новичку, что его шутки не будут иметь успеха. И Мартин, и Габриэль вызывали у студентов уважение и даже восхищение.
Студенты снова затянули балладу в духе вагантов. Что-то о предсказании судьбы и любовных страданиях и радостях. К несчастью, судьбу нескольких из них я мог предсказать без гадания: язвы и опухоли, слепота, гниющая кожа и ранняя смерть.
Суровый взгляд Мартина замер на миловидном личике девицы, раскрасневшемся от веселья и выпитого вина:
- Проклятые шлюхи. Их надо жечь, как ведьм.
Габриэль бережно опустил на стол книгу в дорогом кожаном переплёте. Открыл её на заложенной заранее странице, словно рассыпав по столу закорючки еврейских букв.
- Мартин, ты сказал, что мир нуждается в исправлении. На еврейском языке "тиккун" означает исправление. Так же называют и некоторые молитвы... Мой дед - главный раввин Севильи - собрал в этой книге те из них, которые считал наиболее действенными.
Конечно, происхождение Габриэля не было тайной. Мы знали, что он был рождён евреем и принял святое крещение в раннем отрочестве. Наверное, это не являлось вполне результатом свободного выбора. По крайней мере, однажды мне пришлось видеть, что Габриэль кусал губы как от боли. Это случилось, когда Мартин сказал, что, будь он евреем, не согласился бы принять крещение от продажных и лживых испанских священников.
Но обычно Габриэль не говорил о своём происхождении и не упоминал родственников кроме отца.
- Говорят, что молитва призвана исправлять мир. Мой дед считал, что процесс творения не закончен, и, молясь, мы участвуем в нём...
- Габриэль, это - ересь, - взорвался Мартин. - Человек слаб и грешен. Человек - ничто без Господа!
- Что же, раввины других городов были согласны с тобой, Мартин. Поэтому, эта книга - единственная. Её никогда не печатали и не переписывали.
- Зачем ты нам рассказываешь это? - я не узнал собственный голос.
- Точно не знаю. Здесь есть молитва, которую нужно произнести в день сотворения мира - еврейский новый год "Рош-А-Шана". И тогда любая просьба Всевышнему, которую выскажет каждый из произнесших её, исполнится.
- Каждый из произнесших? - повторил я.
- Здесь сказано, что должно быть не менее трёх человек.
- Скажи, Габриэль, если такая молитва существует, почему же её не произнесли твои бывшие соплеменники, когда их прогнали из Испании? - потребовал ответа Мартин.