— Ты ничего не сказал об Иветт, — не удержавшись, заметила Джейн: это имя постоянно вертелось у нее на языке.
— И еще была Иветт, — спокойно произнес Фернан, но лицо его стало знакомо непроницаемым.
— Наверное, ваши родители всегда считали, что ты женишься на ней? — спросила Джейн с болью в душе. — Ведь обычно так и бывает, когда две семьи настолько близки.
— Во всяком случае, никто не удивился, когда мы объявили о нашей помолвке.
— Жалко, что у вас оказалось так мало времени. — Джейн казалось, что ее сердце вот-вот разорвется на части. — Это было большое горе для всех близких — не только для тебя, но и для Пьера и Поля.
— А ты знаешь, что она была удочерена? — неожиданно спросил Фернан. — Жильберта одно время считала, что после Пьера у нее больше не может быть детей. А для такой женщины это всегда трагедия.
— Да, кажется, Нора говорила мне как-то об этом, — ответила Джейн.
— А это значило, что в ее жилах не было ни капли крови Соважей, — жестко произнес он. — Ни капли!
Джейн изумленно взглянула на него, пытаясь понять причину столь странного комментария. Очевидно, Фернан имел в виду, что никогда не воспринимал Иветт как сестру: ведь он считал Пьера названным братом, а Жильберту и ее мужа — почти что родителями. Было бы странно влюбиться в кого-то из членов семьи.
— Иветт была очень хороша собой, — наконец сказала она. — Вы, должно быть, были очень красивой парой.
— Красивой парой… — Его голос прозвучал ровно, задумчиво, но настолько холодно, что Джейн вздрогнула. — Да, мы были красивой парой. Многие так говорили.
О Боже! Она почувствовала, что не в силах больше терпеть его откровения. А Фернан как ни в чем не бывало продолжал:
— Помнишь старинные надгробия с резными мраморными изображениями? Люди смотрят на них и восхищаются тонкостью работы, красотой, изяществом изображения. Но внутри… внутри ледяной холод и тлен.
— Надгробия? Изображения? О чем ты? — удивилась Джейн.
— Никто не может понять, пока не побывает внутри склепа и сам не увидит разницу между внешней стороной и внутренней. — Он быстро наклонился к ней, и его глаза блеснули. — А вот я побывал там. Я видел все!
— Фернан, что ты хочешь сказать?!
Все это было за гранью реальности. Джейн чувствовала, что должна что-то понять, но у нее никак не получалось.
— Просто…
— Мальчик и девочка! — Пьер ворвался в приемный покой, как торнадо, лицо его сияло. — У меня сын и дочь! Сын и дочь, Фернан! — прокричал он, а потом упал на грудь своего друга и разрыдался. — Я думал… Нет, я не думал! Но там… только что…
— Я знаю, что ты думал.
Голос Фернана был низким и хриплым. Он посмотрел через плечо Пьера на Джейн, и та заметила, что его глаза тоже увлажнились.
— А Нора? С ней все в порядке?
— Она прекрасна! — сообщил Пьер с таким благоговением, что Джейн не удержалась от улыбки. — Вы можете пройти взглянуть на новорожденных.
— Прямо сейчас? — удивилась Джейн. — Я хотела сказать, а врачи не станут возражать?
— Врачи? Наплевать нам на всех врачей! — Лицо Пьера расплылось в счастливой улыбке. — Как они могут возражать, если двое самых близких наших друзей хотят пойти и посмотреть на своих тезок?
— Тезок? — Джейн застыла с открытым ртом.
— Маленькие Джейн и Фернан! — Пьер вдруг в испуге прикрыл рот рукой. — Ой, что я говорю?! Это же должен был быть сюрприз для вас!
— Это и есть сюрприз, — сухо заметил Фернан. — А ты уверен, что одного Фернана в семье недостаточно?
— Мы оба уверены! — Пьер потащил их к двери. — Скорее, Нора ждет. Она очень устала, но все равно хочет видеть вас обоих.
Палата, в которой находилась Нора, на первый взгляд казалась вполне стандартной, и все-таки Джейн заметила еле уловимые признаки роскоши, которую могут позволить себе только очень богатые люди. Например, она никогда не видела таких прелестных маленьких колыбелек, как те, что стояли возле кровати Норы.
Две крошечные головки виднелись из одеялец розового и голубого цветов, и она подошла, чтобы получше рассмотреть малышей. В этот момент мальчик широко зевнул, состроил смешную гримаску и снова заснул.
— О, Нора, они очаровательны! Я не могу поверить… — У Джейн внезапно хлынули слезы.
— Знаю. — Нора напоминала сдутый воздушный шар, но глаза ее сияли счастьем. — Представляешь, девочка весит три килограмма сто грамм, а мальчик два килограмма семьсот грамм! И где во мне все это помещалось, Джейн?