Джотэм наблюдал, как Джасинда по-хозяйски ловко управляется на своей кухне. Она со знанием дела варила кофе, не путаясь в шкафчиках, доставала нужную посуду, выбирала в холодильнике необходимые ингредиенты. Когда он в последний раз сидел на кухне и видел, как готовят пищу? И было ли это вообще когда-нибудь?
Порывшись в памяти, Джотэм понял, что подобное случалось с ним лишь в детстве. Когда он посещал хижину Зафаров, и мама Уилла готовила им завтрак. С тех пор он имел дело только с готовыми блюдами.
Джотэм с удивлением обнаружил, что ему нравится наблюдать за самим процессом приготовления. Особенно когда это делала для него Джасинда. Тем более что на ней сейчас был лишь тонкий, накинутый на голое тело — он знал это наверняка — шелковый халатик.
— Отчего это у тебя такой довольный вид? — Джасинда поставила перед ним тарелку с фруктами и пирожными, а затем отвернулась, чтобы взять кофейник.
Сев за стол, она налила две чашки и пододвинула к нему подсластитель.
— Довольный вид? — с притворным недоумением спросил Джотэм и сделал глоток подслащенного кофе. Джасинда скептически приподняла бровь. Он усмехнулся. — Ладно. Я просто решил, что мне очень нравится смотреть, как ты готовишь мне ужин. Тем более когда я знаю, что скрывается под этим халатом. Ну, точнее, чего там нет, — протянув руку, он провел ладонью по золотистой коже, обнажившейся оттого, что ноги Джасинды были скрещены в лодыжках.
Ее губы дрогнули, и она поднесла ко рту чашку, намереваясь сделать глоток.
— Джотэм Тибулл, ты неисправим. Ешь давай, — приказала она.
Он беспрекословно подчинился. Но его рука так и осталась лежать на ее коленке.
Ужин прошел в комфортной тишине.
— Как ты себя чувствуешь? — его рука слегка сжала ее колено.
Джотэм повернул ее вращающийся стул так, чтобы она оказалась лицом к нему: во время еды он заметил, что она несколько раз поморщилась.
— Нормально.
— Джасинда, — он приподнял пальцем ее подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза, и увидел затаившуюся в них боль, которую она всячески пыталась скрыть от него. — Портман дал тебе обезболивающие?
— Да, там были какие-то таблетки.
— Где они?
— На тумбочке, рядом с моей кроватью.
— Сиди здесь, я сейчас принесу их.
— Хорошо, — она положила руку ему на грудь и нежно погладила оголенную кожу в расстегнутом вороте его рубашки. — Спасибо.
Наклонившись, он нежно поцеловал ее.
— В любое время к твоим услугам. Жди меня, я быстро.
* * *
Таблетки Джотэм нашел без труда. А когда услышал, что Джасинда ходит по кухне, поспешил вернуться к ней. Ему следовало догадаться, что она, скорее всего, не усидит на месте. Он подошел к кухне, и стало понятно, что она с кем-то разговаривает.
— Я в порядке, Дантон. Поверь мне. Тебе не нужно ко мне приезжать.
Когда Джотэм вошел в кухню, Джасинда стояла к нему лицом и разговаривала по комму.
— Мама, прошлой ночью ты попала в серьезную аварию, — обеспокоенный голос Дантона заполнил все помещение.
— Я в курсе, Дантон. Я же сама там была.
— А что ты делала на дороге в такое позднее время? — требовательно спросил он.
— Прошу прощения? — холодность тона Джасинды и выразительно поднятая бровь, когда она смотрела на экран, должны были предупредить Дантона, что он ступает по тонкому льду.
Именно с этим совсем недавно столкнулся Джотэм.
— У женщин твоего возраста не может быть причин разъезжать по улицам города так поздно, — продолжал настаивать Дантон, видимо, не подозревая, что своими словами задевает чувства матери.
— Женщин моего возраста?
От этих слов Дантона Джотэма буквально передернуло. Этот мальчик жаждал смерти? Ни один мужчина в здравом уме не посмел бы сказать женщине что-либо в таком духе. Даже если это была его мать.
— Мама, ты прекрасно знаешь, что я имел в виду.
— Нет, Дантон Мичелокакис, не знаю. Может, ты все же объяснишь мне, почему женщина моего возраста не должна покидать дом в вечернее время?
— Но это был не вечер, мама. Было уже далеко за полночь!
— И что ты этим хочешь сказать? — движение в дверном проеме заставило Джасинду поднять глаза, и она увидела Джотэма, который с нескрываемым интересом следил за ходом ее беседы с сыном.
— Куда ты ездила в такое позднее время?
Глубоко вздохнув, Джасинда заставила себя успокоиться. И только после этого вернулась к разговору.
— Дантон, я взрослая женщина, и потому не обязана отчитываться, куда хожу или с кем встречаюсь. И ни кого не волнует, в котором часу я это делаю.