После того как у него родился ребенок, мы действительно снова гуляли вместе. Я хотела поцеловать его, чтобы почувствовать, на что это похоже. Я уже знала, на что это похоже, когда я его не поцеловала, и я хотела почувствовать, будет ли так же хорошо, когда я его целую. Да, это было так, и я встречалась с ним еще несколько раз, но у нас никогда не было половых сношений. Он принес свою маленькую девочку к моему дому, когда ей было девять месяцев. Ее звали Мэри. Она не любила незнакомых людей, но со мной она оставалась целое утро.
Мы поехали в Белль-Айсл, и я сняла ее фотоаппаратом. Я щелкнула на фото Билла, одного из дружков официантки. Потом, когда мы проявили эти снимки в компании Дж. Л. Хадсона, там была карточка Билла с другими, и Хаймен очень рассердился. Он начал меня расспрашивать, а я сказала: «У тебя полное право задавать мне вопросы, когда ты – женатый мужчина. Этот человек – парень Дорис Делвин, и я сняла эту фотографию в ее выходной день, так что ты можешь быть полностью удовлетворен».
Он хотел уехать со мной в Чикаго и бросить свою жену, но я сказала «нет». Это могла быть забавная любовь, но я слишком его любила и знала: однажды он устанет от меня и вернется к своей жене и к своей маленькой девочке, потому что предполагается, что кровь гуще воды. Будь я ловкой, я бы не упустила свой шанс и поехала в Чикаго и жила бы с ним, но мне было лишь двадцать один, и я не знала жизни. Я никогда не разговаривала со своей матерью, потому что эти разговоры смущали меня. Я никогда не раздевалась перед матерью, но могла раздеться перед отцом и братьями, не думая ничего такого. Перед своей матерью я испытывала забавное чувство. Однажды она сняла свою одежду передо мной, и я покинула комнату.
В те времена я была отпущена под честное слово к Элоизе. Когда мать сообщила, что мой отец умер, я просто сказала: «Ты проклятая лгунья. Отец никогда не умрет». Мне становилось все лучше, и я никогда не чувствовала, что отец мертв. То, что ты хранишь в своем сердце, это твои собственные идеи, независимо от того, что думают другие, и неважно, какие видения ты видишь и какие голоса ты слышишь. Я не такая уж чертова придурочная, как обо мне думают люди. Про таких людей любил говорить мой отец: ложись с кучей блох, и ты проснешься с блохами. Я часто слышала от него такие вещи. Моя мать, бывало, говорила: те, кто подслушивают, не слышат о себе ничего хорошего. У меня была бабушка, которая разговаривала с моим отцом, а я слушала их. Она была черной ирландкой. Я – ирландка, и я – индианка, и я – англичанка, и я – валлийка, и индуска, и немка, и не знаю кто еще. Как, бывало, говорил мой брат: «Мы побочным образом связаны с Ллойдами из Лондона». Однако затем он выстраивал цепочку несуразностей отсюда до Сен-Луиса. Когда брат учился в институте, я делала за него все домашние задания – ему никогда не приходилось учиться. Мне приходилось изучать определенные предметы. Я преуспела в гимнастике, музыке и английском, любила историю и профессиональную информацию. Я не очень интересовалась биологией – мне не нравилось что-то резать, вскрывать. Никогда не любила ловить бабочек и накалывать их на булавки – мы занимались этим в начальной школе. Но мой брат Пол любил биологию. Он любил издеваться – в некотором смысле он был похож на моего мужа. Муж любил наблюдать, как пытают людей – любил следить за их реакциями. Мать говорила, что он сумасшедший, но он не был сумасшедшим. У него был блестящий ум, как у моего брата Пола, моего мужа и у меня. Мы были бы сегодня все вместе, если бы не Маргарет Росс – эта грязная сука. Я всегда говорю, что есть приличные суки и есть бульварные суки. Приличная сука – это приличная сука, а бульварная сука – это бульварная сука. В Библии говорится, что блудница – это та, кто торгует своим телом. Однако я никогда не торговала своим телом, но намерена этим заняться, когда я выберусь из этого местечка, потому что устала ишачить, как проклятая. И я больше не собираюсь работать".
Приложение 3 Милли Партон
Во-первых, я не пациентка. Моя тетушка и дядюшка привели меня сюда два дня назад. Я вполне уверена, что у моей тетушки были добрые намерения. Она полагала, что мне требуется какое-то лечение. А какое – не имею ни малейшего понятия. Пока я была там, они поселили меня в Белльвью в Нью-Йорке. Последние три года я там выживала и проживала. Я бы сказала, что по большей части выживала, потому что все это время мой муж находился на службе. Я приезжала домой и находилась там с тетушкой или дядюшкой, пока муж не уволился. Он находился в больнице в течение двенадцати недель.
Я очень люблю мою тетю и моего дядю. Как я уже говорила, я уверена, что у них добрые намерения. Мой дядя Вальтер немецкого происхождения. Мою мать звали Бонни Скейт. Она была одной из трех девочек. Раэ – младшая, а средняя – Джун. У нее была дочь… Нет, полагаю, две дочери – не уверена. У нее, во всяком случае, была одна дочка, у Джун – Крис. А у Раэ детей не было. Я – дочь Бонни, и моя мать умерла при моем рождении. Я родилась в больнице Палмер в Детройте, Мичиган.