Выбрать главу

Капитан раздал весь сыр по следующей причине: головки были разного качества, и он решил дать всем лично убедиться, что никого не обманывает и каждый получит одинаковое количество и плохого и хорошего сыра. Всего было роздано по три с половиной фунта на семь дней.

При попутном ветре мы пошли на северо-запад, но ночью в понедельник 18 июня попали во льды и простояли до следующего воскресенья, хотя и видели землю. Тогда капитан сказал юнге Николасу Симмсу, что прикажет взломать и обыскать все сундуки, чтобы проверить, не припрятан ли в них хлеб. Затем он велел юнге, если тот утаил хлеб, возвратить его. Юнга выполнил приказ и принес капитану в мешке 30 ковриг.

Когда мы стояли во льдах, ночью в субботу 21 июня боцман Вильсон и Генри Грин пришли ко мне в каюту, так как я лежал с больной ногой, и сказали, что они и остальные их сообщники собираются бросить в шлюпку капитана и всех больных, предоставив им спасаться, как они смогут, ибо на судне осталось провизии менее, чем на две недели, даже при тех ничтожных пайках, которые мы получали. Посетители добавили, что вот-де мы застряли во льдах, а капитан ничего не предпринимает, тогда как они уже три дня ничего не ели. Вот они и решились так или иначе покончить с этим и любой ценой исполнить задуманное или погибнуть.

Услышав подобные речи, я сказал, что не ожидал от них такого. Как могут семейные люди, у которых есть жены и дети, отважиться на столь низкое преступление перед богом и людьми; почему они обрекают себя на изгнание из родной страны, ставя вне закона?

Генри Грин попросил меня не волноваться. Он, дескать, знает, что его ожидает нечто похуже — виселица на родине, и, выбирая из двух зол, все же считает, что лучше висеть дома, чем умереть с голоду на чужбине. Но питая ко мне добрые чувства, они решили оставить меня на судне.

Я поблагодарил их, но сказал, что поступил на судно не для того, чтобы бросить его или причинить вред самому себе и другим подобным поступком. Тогда Генри Грин заявил, что, раз так, пусть моя судьба решится в лодке. «Если нет иного средства, — сказал я, — да исполнится воля божья».

И Грин ушел взбешенный, угрожая перерезать горло любому, кто встанет на его пути, поручив охранять меня Вильсону, которого я некоторое время пытался переубедить, но безуспешно. Вильсон считал, что надо ковать железо, пока горячо, опасаясь, что иначе от них отшатнется часть заговорщиков и они сами станут жертвами злодеяния, которое замыслили против других.

Тут возвратился Грин и спросил, что же я решил. Вильсон ответил: «Он тянет старую песню» (то есть мнение мое не изменилось).

Я снова обратился к Грину, пытаясь убедить его отложить задуманное на три дня. Я заверил его, что за это время поговорю с капитаном и сумею все уладить. Получив отказ, я стал просить у Грина отсрочки хотя бы на два дня, а потом всего на 12 часов. Но заговорщики твердо стояли на своем, заявляя, что иного выхода нет и нужно приступать к делу немедленно.

Тогда я сказал им, что если они помедлят до понедельника, то присоединюсь к ним, а позднее по возвращении домой попытаюсь оправдать их поступок перед властями. Но и это не помогло. Тут я высказал предположение, что они, наверное, замышляют нечто худшее, чем то, о чем мне сообщили. Как видно, Грин жаждет крови и мести, иначе не решился бы на такое преступление в ночной час. В ответ Грин взял лежавшую передо мной Библию и поклялся, что никому не причинит вреда и все будет сделано только на благо команды и ни для чего иного. Остальные, дескать, тоже могут в этом поклясться. Вильсон тотчас это сделал.

Не успел Грин уйти, как появился Джуэт. Я надеялся, что он, будучи пожилым человеком, проявит больше рассудительности. Но Джуэт был настроен еще хуже Грина и поклялся, что сам по возвращении сумеет оправдаться за этот поступок перед властями. Вслед за ним пришли Джон Томас и Майкл Пирс — парочка один хуже другого. Но разговор с ними я пропущу. Затем появились Моттер и Беннет, у которых я спросил, хорошо ли они сознают, что собираются совершить. Они ответили утвердительно и добавили, что пришли дать мне клятвенное обещание.

И вот, поскольку позднее меня многие осуждали за то, что я составил текст этого клятвенного обещания и тем самым как бы присоединился к заговору, спаяв их клятвой довершить начатое, считаю уместным изложить здесь ее текст для всеобщего сведения. Пусть все узнают, как согласовались их поступки с обещаниями. Вот этот текст: