Упомяну здесь, кстати, о том, что, когда мы вышли из иглу, собаки бросились туда и стали пожирать все что попало. Схватили они и мои состриженные волосы, которые пригодились, чтобы заполнить их пустые желудки. Через несколько дней я увидел волосяной след, ведущий к другому иглу. Волосы, пройдя через лабиринт органов пищеварения, остались такими же, как были.
Около 4 часов пополудни Эбербинг отважился выйти наружу, чтобы посмотреть, что там делается, но вскоре возвратился со страшной вестью: лед начал ломаться, и не более чем в 50 метрах от нас появилась вода. Я вышел и, к своему ужасу, увидел, что на восток и на запад по направлению к берегу шла трещина, или разводье, длиной около трех миль. Видимо, где-то ураганный ветер поднял на море сильнейшее волнение, и его конвульсии теперь испытывали окружавшие нас льды. Все еще не унимался сильнейший ветер, пока восточный. Это было совсем неплохо, ибо, если бы трещины появились ближе к нам, нам нужно было бы только перейти на сушу. Но сменись ветер на северный или северо-западный, нас бы унесло на гибель в море.
Мы сильно встревожились и начали совещаться, как лучше поступить: немедленно отправиться на берег или оставаться в иглу и ждать, чем все это кончится. На берегу виднелись только обрывы и крутые утесы, а на льду нам грозила опасность, что треснет наш «фундамент» или нас унесет в море. В конечном счете мы все же решили сидеть на месте, пока ветер дует в этой четверти, и держаться все время настороже. Чтобы неожиданная подвижка льда не застала нас врасплох, я все время наблюдал за колебаниями чуткой иглы компаса, стараясь не упустить малейшего смещения льда, на котором мы расположились.
К вечеру ветер стих, а к 10 часам наступил штиль, но из-за сильного волнения на море лед продолжал трещать, раздавались стоны и грохот льдин, метавшихся в своем танце то в одну, то в другую сторону. Для меня это было новое и страшное зрелище. Ложился спать я с довольно мрачными мыслями.
Ночь прошла спокойно, а утром Кудлу проделал ножом отверстие в куполе иглу, чтобы взглянуть, какая погода. Он сообщил, что небо ясное и никакой непосредственной опасности нет. После горячего завтрака мы уложились и отправились в путь, невзирая на большие трудности и опасности.
Лед растрескался и смещался во всех направлениях. Снежный покров был таким глубоким, что доходил иногда выше колен и, более того, отличался крайним коварством. Мы еле-еле тащились, и к тому же приходилось еще помогать несчастным собакам, которые, с тех пор как мы ушли с корабля, буквально голодали (эскимосские собаки могут и голодными превосходно работать), но толкали и вытаскивали сани. Приходилось все время быть начеку, чтобы не провалиться в притаившиеся под снегом расщелины. Часто мы подходили к разводьям, созданным ветрами и волнением. Некоторые из них были так широки, что нечего было и думать перетащить через них сани, и приходилось искать обход. В других местах мы обходили торосы, образовавшиеся при сжатии льдов во время последнего шторма чудовищной силы.
Чтобы быть настороже, избегать опасности и тем не менее находить дорогу среди торосов, все мы по очереди шли впереди. Так нам все же удавалось продвигаться, но вскоре стало очевидно, что мы совсем измотались и не сумеем добраться до цели, намеченной для этой ночи. К двум часам пополудни мы вконец изнемогли, и я решил сделать остановку и немного закусить из скудного запаса провианта, который из-за того, что мы задержались в пути дольше, чем предполагали, порядком сократился. Каждому из нас досталось только по куску солонины и по четверти сухаря. Эта пусть маленькая порция придала нам все же новые силы, и мы опять тронулись в путь — тянули сани, ползли, падали. Ведь это была борьба за жизнь.
Уже спустилась ночь, когда мы подошли к месту, намеченному для остановки. Здесь мы, кстати, собирались задержаться на некоторое время, чтобы мои спутники могли заняться охотой и добычей тюленей, а я — исследованиями.
Наконец мы увидели иглу и несколько позднее убедились, что оно принадлежит Угарнгу. Завидев хижину, мы напрягли силы, чтобы поскорее к ней подойти, но обнаружили, что путь нам все больше преграждал битый лед и упавшие торосы. Часто нам приходилось перетаскивать сани через один торос на другой или через глыбы битого льда. Наконец нам удалось выйти на береговой лед, сплошной и надежный, и вскоре мы уже были у иглу Угарнга на юго-западной стороне острова Роджер, над заливом Корнелл-Гриннелл и окружающими его горами.