Мы рассчитывали заночевать на морском льду, который теперь снова смерзся (по крайней мере, в том районе, где мы находились), и на следующий день попасть на судно. С собой я захватил только спальный мешок, плед, мешок с разными мелочами и полфунта жареной баранины, которую я бережно хранил.
В 8 часов утра мы уже были готовы в путь и стояли около нарт с упряжкой из 12 совершенно изголодавшихся собак. Простившись с Эбербингом и Тукулито, мы с Кудлу отправились в путь.
Вначале нам сильно мешали торосы, но, обойдя их, я начал надеяться, что мы быстро придем к цели. Не тут-то было! Вскоре нам пришлось пробираться по очень глубокому снегу, и, хотя мы с трудом прошли еще несколько миль на юг, под конец стало очевидно, что так продолжать путь нельзя. Иногда нарты и собаки шли довольно хорошо, но часто так проваливались, что их почти не было видно. Кудлу, казалось, вот-вот свалится, а я так ослабел, что еле тащился. И вот, когда перед нами стала дилемма, что же делать — идти ли дальше или возвратиться в иглу, — я увидел, что к нам приближаются Эбербинг и Угарнг.
Они догадались, в какое трудное положение я попал, и Эбербинг подошел на лыжах, чтобы предложить пойти на корабль вместо меня. Я принял это предложение, и он вместе с Кудлу отправился в путь. Угарнг пошел в другом направлении, отыскивая тюленьи полыньи, а я, совсем ослабев, медленно и с трудом притащился в иглу. Мне пришлось долго добираться до хижины, и, придя, я сразу же повалился на снежную лежанку в полном изнеможении.
К вечеру распогодилось; я поднялся на холм, возвышавшийся над заливом, и в подзорную трубу увидел Эбербинга и Кудлу, медленно продвигавшихся неподалеку от того места, где было сооружено наше второе иглу. Всю эту ночь и следующий день я почти не мог шевельнуться, обессилев из-за нехватки пищи. Весь мой дневной рацион состоял из кусочка китовой кожи.
Вечером я пошел к Угарнгу. Он только что вернулся с охоты на тюленей, просидев два дня и ночь у тюленьей полыньи. Но единственной наградой за все его терпение и труды было то, что он увидел, как тюлень появился из-подо льда, сделал вдох и опять исчез. Что же касается Угарнга, то одним разочарованным иннуитом стало больше. Но он отнесся к этому разочарованию как истинный философ, сказав на родном языке: «Завтра утром снова пойду».
И действительно, утром, которое было на редкость хорошим, Угарнг опять отправился на промысел. Но и на следующий день он возвратился с пустыми руками, хотя просидел у полыньи всю ночь. Для нас это было большой бедой. Мы теперь не могли даже развести огонь, пока не добудем тюленя. Посетив иглу Угарнга, я убедился, что у него положение не лучше нашего. Его жена Никуджар сидела в одиночестве, если не считать ее ребенка от Угарнга и Кукуйер — дочери от другого мужа. Света у них не было. Ребенок вел себя беспокойно; по словам матери, он был голоден. «Моя молока нет. Мясо конец. Ворвань тоже. Есть нечего. Свету нет. Тепла нет. Надо ждать тюлень».
Пока я ждал, пришла вторая жена Угарнга и сообщила, что охотники все еще сидят у полыньи. Вскоре возвратился другой эскимос, Джек, и тоже с пустыми руками. Печально, очень печально! Сам я находился в тяжелом состоянии и чувствовал себя отвратительно. Но хуже всего было видеть мучения этих несчастных людей и сознавать, что ничем не сможешь им помочь, пока не появится Эбербинг и не принесет продуктов с корабля. У меня остался только кусок черной кожи, который я и грыз с наслаждением. Теперь я мог бы съесть все, что дало бы необходимое количество калорий и превратилось бы в кости и мышцы. Как-то ночью я спросил Тукулито, нельзя ли мне отведать висевшие в иглу почерневшие объедки. Я знал, что женщина оставила их для собак, но был так голоден, что мне страшно хотелось их съесть. Тукулито ответила, что не может даже вообразить, как я стану есть такую дрянь. От одной мысли об этом ее чуть не стошнило. И я больше не настаивал. Но вскоре эти объедки исчезли. Пьюнни (третья жена Угарнга) препроводила их в свой желудок!
Угарнг вернулся поздно и опять с пустыми руками, Тукулито подала ему только чашку чаю, какой она сумела приготовить. У нас не было ни нужного света, ни топлива, чтобы подать хороший чай. Подкрепившись этим напитком, Угарнг сразу же опять отправился на промысел.