Моя сообразительная лошадка положила нож в подставленную ладонь.
— Кики, — задыхаясь, выговорила я, — если у нас получится, я скормлю тебе столько яблок и леденцов, сколько в тебя влезет.
Новая боль пронзила тело когда, я изогнулась, чтобы разрезать веревку, удерживающую левое запястье. Кое-как справилась. И, разумеется, упала — впрочем, приземлилась на локти и колени, не позволив ножу войти глубже. Затем собралась с силами, подползла назад к тележке и перерезала веревки на ногах.
Хотелось сдаться. Скорчиться бы на земле и остаться лежать, и пусть сознание уплывает, и отступает боль. Кики не позволила: она фыркала и тыкала носом мне в лицо, и пришлось вернуться в реальность. Спина ее казалась такой же далекой и недоступной, как облака на небе. Никакой тебе подставки, чтобы забраться на лошадь. Я засмеялась. Смех больше походил на всхлип.
Кики отошла и тут же вернулась с моим вещевым мешком в зубах. Положила его рядом. Я выдавила улыбку. Всякий раз, когда я садилась на свою лошадку, мешок был у меня за спиной. Может, она думает, что мешок нужен, чтобы забираться в седло... да и без седла ездить — тоже необходим? Кики ногой подтолкнула мешок мне под руку. Ах, ну да — я же обещала ей яблоки. Наверное, она хочет получить угощение, которое там припрятано.
Вялыми, едва повинующимися пальцами я развязала мешок. Кики, умница ты моя! Там же кураре, про которое я позабыла. Припасла его для Копьеглава; Исав дал. Я втерла чуть-чуть снадобья в кожу вокруг раны. Боль утихла. Облегченно вздохнув, я попыталась сесть. Удалось: хоть руки и ноги казались налиты свинцом, они сохранили подвижность. Проглоченная теоброма помешала кураре меня парализовать. С огромным трудом я навьючила на себя мешок, затем поднялась на ноги. Едва устояла, но меня подхлестнула мысль, что вот-вот может возвратиться Алея.
Кики подогнула передние ноги, опустилась на землю. Так, значит, никакой вам подставки? Она нетерпеливо заржала, подгоняя меня. Ухватившись за гриву, я уселась ей на спину, устроилась понадежнее. Кики поднялась и пустилась бежать — ровным, стремительным галопом.
Миг, когда мы покинули Пустошь, я ощутила чрезвычайно ясно. Магия накатила огромной волной, я буквально в ней утонула — ведь спасшая меня теоброма открыла сознание магическому воздействию. А едва мы покинули плато и оказались на Авибийской равнине, как на меня обрушилась защитная магия Песчаного Семени. Не в силах ей противостоять, я выпустила гриву Кики и на всем скаку свалилась наземь.
В сознании поплыли странные картинки. Кики обращалась ко мне голосом Айрис. Валекс замер и напрягся, когда на шее у него затянулась петля; руки были связаны за спиной. Ари с Янко сидели у костра на какой-то заросшей травой поляне, оба встревоженные, даже напуганные. Им прежде ни разу не доводилось заблудиться, а сейчас они решительно не понимали, куда идти. Мать цеплялась за ветки, а дерево раскачивалось под порывами страшного ветра. Запах кураре бил в нос; во рту таяла сладкая теоброма.
Когда я упала, нож Алеи вошел глубже в тело. Мысленным взором я увидела проткнутые клинком мышцы, разрез в желудке, текущую кровь и желудочный сок. Однако я не сумела собрать свою магию и залечить рану.
Зато уловила мысли Валекса. Его окружали солдаты; он дрался ногами, но кто-то натянул веревку, и петля туже сдавила ему шею.
Ему было очень обидно. «Прости, любимая. Кажется, на этот раз не выкрутимся».
Глава 31
«Нет! — закричала я. — Не умирай. Придумай что-нибудь!»
«Я останусь жить, если ты выживешь», — заявил он в ответ.
Чтоб ему пусто было! Во внезапной досаде я собрала скачущие, сплетающиеся картинки, смяла их в единый комок, попыталась отбросить. Я сражалась с магией, которая грозила окончательно меня побороть и уничтожить. Вырвавшиеся из-под моей власти обрывки картинок кружились, точно снежные хлопья в метель. Теоброма в крови обостряла мое восприятие, и магия ощущалась физически — сплетенные нити магической энергии были похожи на грубое одеяло.
Задыхаясь, обливаясь потом, страшным напряжением воли удерживая рвущуюся прочь магию, я выдернула из раны нож Алеи. Подвела к ней сгусток магической энергии, накрыла ладонями теплую струйку крови, сосредоточилась. Мысленным взором увидела рану. Подхватила вьющуюся рядом энергетическую нить и зашила поврежденный желудок, за ним — мышцы живота и наконец — кожу. Проверила, что получилось. На животе оказался безобразный красный рубец, причем стоило вздохнуть, как он тут же отзывался болью. Однако я избавилась от смертельной раны. Буду жить!