— При чем здесь иностранец? — хмуро отозвался Крутов.
— Ну, как же… Чего бы тогда политрук насчет интернационализма распространялся?
— Политрук свое дело знает, — сказал Сумароков и, чтобы как-то загладить свою вину перед Крутовым, добавил: — Пашка кореш что надо…
Глава вторая
Лагерь. Ровными шеренгами, как по шнурку, выстроились палатки. Перед главной линейкой, по которой никто, кроме командира полка, не ходит, расстилается обширная поляна — плац. На плацу происходят построения подразделений на вечернюю поверку и занятия по строевой подготовке. За палаточным городком — темный сосновый лес, пронизанный желтыми стрелами аллей. Там, в глубине бора, размещается материальная часть полка — орудия, минометы, склады, а также различные мастерские, столовая, обоз.
По утрам, едва солнышко проклюнется над горизонтом, звонко играет побудку труба горниста. По всей линейке ей дружно, горласто вторят дневальные: «па-а-ды-майсь!» Лагерь оживает.
Потом ротные колонны, поблескивая щетиной острых граненых штыков, уходят в поле на занятия тактикой, на стрельбы, и лагерь пустеет.
К полудню колонны возвращаются. Еще издали слышится песня. Солнце к этому времени палит нещадно. Бойцы, красные от загара, взопревшие, пропыленные и усталые, идут медленно, шаг у них тяжелый. Тут бы только-только дойти до палаток, скинуть с плеч противогазные сумки, отставить оружие, но командир требует песню, да погромче. Если рота не умеет хорошо петь, значит, неладно со строевой подготовкой и на инспекторской проверке снизят балл. Поэтому каждый командир роты и политрук следят строго, чтобы никто от песни не отлынивал.
Как только колонна вступает на плац, раздается команда: «Строевым!» Чеканя шаг, рота проходит к своим палаткам. И тут, почти тотчас же, слышится заливистая игра горна: «Бери ложку, бери бак…» — на обед. Эта команда — самая приятная бойцу.
Молодые, здоровые парни, набегавшись, потрудившись до седьмого пота на свежем воздухе, готовы съесть втрое, впятеро против того, что их ожидает в столовой. Во всяком случае, так каждый думает про себя. В столовую роту ведет старшина. На замешкавшегося шипят, бросают свирепые взгляды сами бойцы: «Какого черта копаешься?» Тут каждый и без команды стремится попасть в столовую побыстрей.
Дневальные уже подготовились: на столах стоят бачки с супом, хлеб нарезан.
Сумароков протиснулся на свое место, поставил перед собой миску и жадным нетерпеливым взглядом окинул стол. Сегодня необычный день: хлеб не лежит увесистыми порциями перед каждым, а нарезан небольшими ломтиками и горками сложен в широкие эмалированные миски.
— Эй, дневальный! — сердито окликнул Сумароков. — Где моя порция? Мух ловите…
Старшина не дал ему договорить:
— Р-рота! Слушай мою команду. Встать! Смир-р-но…
Столовая — это длинные, на столбиках, столы, выстроившиеся на площадке правильными рядами. Никакой крыши над головой. Утром столы и скамейки мокры от росы, днем от выскобленных досок пышет жаром, зато вечером, когда сосны отбрасывают на землю длинные тени, за столами хорошо, прохладно.
Перед раздаточными окнами на возвышении появился комиссар полка — батальонный комиссар Матвеев.
— Товарищи! — Голос у него глухой, лицо худое, и гладко выбритая синева подбородка переходит в желтизну щек с нездоровыми пятнами румянца. Крутов, сколько ни приходилось ему встречаться с комиссаром, не видел его веселым. Кажется, что улыбка никогда не разравнивала глубоких складок на лбу, никогда веселые огоньки не загорались в темных запавших глазах.
Кое-кто шикает, и, когда воцаряется тишина, Матвеев говорит:
— Товарищи! Русский народ всегда уважительно относился к хлебу. Вспомните старинный народный обычай встречать дорогих гостей хлебом-солью, вспомните, как бережливо относились ваши отцы к каждой крошке. Бросить кусок считалось за грех. Мы, конечно, неверующие, но и нам не следует этого забывать. Партия и правительство, наш народ отдают все самое лучшее Красной Армии. Мы все обуты, одеты, прекрасно вооружены, каждому из нас положена здоровая, научно обоснованная норма продуктов. Социалистические преобразования в деревне дают право утверждать, что наши колхозы и совхозы и впредь будут обеспечивать растущие потребности страны в продуктах питания. Хлеб — наше золото, и мы обязаны бережно относиться к нему, не допускать расточительства. А оно есть. После вас ежедневно собирают куски, которые приходится потом выбрасывать. Этого не должно быть. С сегодняшнего дня вводится новый порядок: каждый пусть берет хлеба столько, сколько может съесть… Мало — добавят, осталось — пусть лежит в чашке, а не под столом…