Губы шевельнулись и горящий заговорил. Его голос хрипел, как будто огонь выжигал слова прямо из горла.
"Ты… ты должен…" — начал он, и человек за рулём рефлекторно наклонился ближе к стеклу, пытаясь разобрать, что тот кричит. Дым клубился, пламя лизало капот, оставляя чёрные следы, а голос звучал всё громче и громче: "Ты должен остановить это!"...
Я рывком сел в кровати, выныривая из долгого кошмарного сна. Холодный пот стекал по вискам, простыня липла к телу, как мокрая тряпка. Картинка перед глазами шла рябью, как в старом телевизоре при плохом приёме сигнала. Я потёр глаза ладонями и проморгался, чтобы прогнать видение.
Реальность проступала медленно, картинка ночной иллюзии неспешно таяла в серой предрассветной дымке, заменяя горящую Каганку видом старых обоев съёмной квартиры.
За окном тревожно спал Москов. В ушах всё ещё звенел далёкий треск огня, а в моей груди вдруг что-то шевельнулось. Это был не страх, а острое, как укол, предчувствие.
Никак, свернувшийся калачиком на лежанке, поднял голову и вперил в меня свой взгляд, как будто... очень внимательно наблюдал за всем происходящим вокруг. Он не просто смотрел, а оценивал, словно запоминал.
— Эй, ты что, шпион в собачьем обличье? — спросил я. Пёс фыркнул, будто в ответ.
— Ну, тогда доброе утро, пёс, — сказал я, почесав его за ухом.— Надеюсь, ты видел только хорошие сны.
Никак слегка вильнул хвостом, но вставать не спешил.
Я умылся, натянул джинсы и свитер, заглянул в холодильник. Пусто.
Всё, что можно было найти съедобного на завтрак, судя по всему, подъела Катя вчера на ужин.
— Ну что, Никак, поедем искать завтрак?
Пёс махнул хвостом, явно одобряя идею.
— Отлично, — кивнул ему. — Но утро начинается с кофе.
Я заварил себе небольшую чашку горячего напитка в старой медной турке. Посмотрел на пса.
— Тебе же наверняка специальную еду надо. Собачью. Заскочим по дороге в какой-нибудь Зоомир.
Никак внимательно выслушал меня и чуть шевельнул хвостом.
— Ладно, поехали. Надо запастись едой. Твоей и человеческой.
Через 10 минут, выйдя из подъезда мы сели в автомобиль. Я завёл двигатель, включил радио. Доиграли последние аккорды какого-то модного трека и начался новостной блок.
— Сегодня ночью на Гублёвке произошёл крупный пожар, — раздался голос ведущего. — Огонь полностью уничтожил несколько особняков. Работали одновременно пятнадцать пожарных машин. Причины возгорания остаются пока неизвестными.
Я нахмурился. Метка на ладони лёгким почёсыванием напомнила о себе.
— Опять, — пробормотал я вслух, — Вроде не лето и засухи нет. Чего оно всё полыхает?
Никак насторожился, уши его поднялись, как будто он тоже почувствовал что-то неладное.
Мы доехали до Давиловского рынка всего за сорок минут. Я нашёл место, припарковался, вышел из машины. Никак прыгнул за мной, держась рядом.
Рынок был уже оживлён. Продавцы раскладывали товар, покупатели неспешно рассматривали продукты, запахи свежей выпечки и специй витали в воздухе. Для начала я решил направиться к своему знакомому месту — павильону с самым вкусным на этом рынке шашлыком. На мой неискушённый вкус и по мнению нескольких знакомых, самый вкусный шашлык был у Рустама. Получался он у него всегда восхитительно. Но сегодня всё было по-другому.
На привычном месте трудился новый шашлычник. Высокий, крепкий, смуглый, с улыбкой до ушей. Он ловко переворачивал шампуры, шутил с покупателями.
— Шашлык дымится, аппетит зовёт, с ним жизнь всегда легко идёт! — кричал он. — Шампуры в деле, угли горят, шашлык подарит сил заряд!
Судя по всему, его прибаутки действительно привлекали покупателей.
А мангальщик всё не унимался, и что самое занятное — не повторялся.
— Съел шашлык и день в цвету, силы даст он на лету! Шашлык под соусом, сочный кусок, с ним жизнь — не работа, а сплошной восторг! — продолжал, судя по всему, опытный работник общепита.
Быстро подошла моя очередь. Никак устроился у правой ноги.
— Доброе утро, — сказал я. — Дайте две порции, пожалуйста. Без лука.
Шашлычник, вздрогнув, резко повернулся ко мне всем корпусом. Его глаза были тёмными, почти чёрными, и в них светилась какая-то странная энергия.