— Ты живёшь в своих рейсах! — шипела она.
— А без них не будет ни квартиры, ни будущего! — кричал я в ответ, стараясь её убедить.
Потом тишина, шаги и хлопающие двери. Устал я, чёрт возьми, но сдаваться не собирался, должен же быть выход. Обязательно нужно что-то сделать, чтобы вернуть упущенные отношения, наладить нашу жизнь. Вопрос только в том, что я пока не знаю как.
Сон подкрался незаметно, глаза начали слипаться, веки отяжелели, но я встряхнулся — не время расслабляться, груз везу, да и жить ещё хочу.
Сбросил скорость, чувствуя, как плечи ноют, а спина затекла от долгого сидения, и решил остановиться, размяться, вдохнуть свежего воздуха, вместо этой привычной атмосферы кабины.
Навигатор вдруг показал, что до Самары осталось ровно 666 км: «Прикольное число», — фыркнул я. Уже начал высматривать удобное место на обочине, когда заметил её — старуху. Будто появилась из воздуха, хотя секунду назад дорога была пуста.
Затормозил — возможно слишком резко, шины заскрипели по асфальту. Пыль взлетела облаком и стала медленно оседать, а я уже высунулся из кабины, щурясь от солнца, которое било прямо в глаза.
— Бабуль, довезти тебя? — громко закричал. В груди шевельнулось что-то тёплое, бросать её здесь я не смогу.
— Ой, сынок, довези, будь добр, — откликнулась она. Голос её был слабым, слегка дрожащим, но слова были чёткими, словно она привыкла говорить мало, но метко. — Ноги мои старые совсем не идут, устала я.
Вылез из кабины, спрыгнул на землю, подошёл ближе, а она оказалась ещё меньше, чем я думал — худая, сутулая, с лицом, покрытым морщинами, как старое дерево корой, но с живыми, цепкими глазами, которые будто видят меня насквозь. Узелок был тяжёлый, как камень, но когда я поставил его на сиденье, он слегка дрогнул, будто внутри что-то шевельнулось.
Помог забраться в кабину. Она цеплялась за меня тонкими, но крепкими пальцами, кряхтела, пока поднималась, а платок сползал всё больше, открывая клочья седых спутанных и редких волос. Наконец она села, прямо, глядя вперёд. Я завёл движок, вновь чувствуя, как накатывает усталость.
Однако теперь, искоса посматривая на свою попутчицу, во мне проснулось любопытство: кто эта старушка, откуда она взялась здесь, практически посреди леса?
— Ты откуда и куда едешь, сынок? — спросила она через пару минут, когда дорога снова загудела под колёсами. Голос её дрожал уже чуть меньше, чем раньше.
— Сначала в Самару, груз отвезу. Там разгружусь и поеду скорее всего на Питер. Работа такая, — ответил я уверенно, глядя на мелькающие сосны.
— А ты куда, бабуль? К родне, что ли?
— Да нет, сынок. Домой иду. Тут уже недалеко. Не смотри на свой умный прибор, — сказала она спокойно, заметив, что я начал поглядывать в сторону навигатора.
— Почему же, бабуль? Вроде карты недавно обновлял, все сёла должны быть видны на нём.
— Да нет там никакого села, сынок, — ответила старушка. — Тут ничего не будет указано.
Её глаза на миг вспыхнули жёлтым, как у кошки.
— Разве что... — Она постучала костяшками по навигатору, и экран погас. — Вот. Теперь точно не будет.
Я резко дёрнулся — такого не случалось даже на самых сильных кочках. «Что за...?» — но старуха уже смотрела на дорогу, будто ничего не произошло.
— Одна в лесу? Там у тебя не избушка на курьих ножках случайно? — усмехнулся я. В голосе моём была чуть слышна лёгкая насмешка, с долей неподдельного интереса.
— Привыкла я, сынок, одна. Да и лес — он не такой страшный, если знать его, — ответила и в голосе её мелькнуло что-то странное и тёплое, а потом она усмехнулась, показав пару жёлтых зубов.
Дальше ехали молча, я думал о Лене, о том, как она ждала меня раньше, встречала с горячими пирогами, а теперь только молчит или шипит, как кошка. От этих мыслей в груди щемило.
Старушка сидела тихо, смотрела на дорогу, где солнце пятнами падало сквозь ветки, и лес вокруг становился гуще, темнее, как будто проглатывал свет. Потом я решил, что нужно завести разговор, который отвлечёт от грустных воспоминаний, хотя бы на время. Но, не успел.
— А жена то у тебя есть? — спросила вдруг старушка мягким голосом, словно почувствовала, что я вспоминал о Лене.
— Есть, Еленой зовут, в Москове ждёт, — ответил я и в груди кольнуло, потому что «ждёт» — это, наверное, слишком громко сказано. — Жили душа в душу, а сейчас только ссоримся без конца.