Коллинс протянул руку Таймуразу, вызвав восторг зала. Фотокорреспонденты заторопились, раздались вспышки магния. В зале оставался спокоен только один человек — подсудимый. Он угрюмо смотрел на полковника и упорно не замечал его протянутой руки.
— Пожми же ему руку, — наклонился к Таймуразу Караев. В ответ горец произнес несколько фраз, удивив переводчика.
— Что он сказал? Что он сказал? — закричали из зала.
— Он спросил, за что мистер Коллинс убил четырнадцать немцев? — пожав плечами, перевел Караев.
— Они наши враги, — широко улыбнулся в ответ Коллинс.
— Что они тебе сделали? — не успокоился Таймураз.
— Мне? — удивился Коллинс. — Я служу в королевской армии Великобритании, а между Англией и Германией, как мне кажется, идет война! — засмеялся он, но на сей раз в зале его никто не поддержал.
Все ждали, что еще выкинет этот странный убийца, упорно допытывавшийся у полковника:
— Или ты не знаешь, за что лишил жизни четырнадцать человек? За что стрелял в них?
Он говорил тихо, но от этого голос его звучал еще внушительнее. Его простые, незатейливые вопросы вдруг заставили задуматься всех присутствовавших. То, что не удалось добиться Тонраду, этот дикарь достиг с невероятной легкостью. Коллинс растерянно умолк, не зная, как ответить горцу.
— Ты принес страдания четырнадцати матерям и не знаешь почему, — укоризненно покачал головой Таймураз.
Это был приговор. И его фразу все так и восприняли. В звенящей тишине раздался смех Обаза. Он ткнул пальцем в сторону подсудимого, раздраженно сказал:
— Эта дикая душа заражена пацифизмом. Он уже забыл, что сам погубил троих. Бывают же чудеса!
— Я их убил потому, что они делали зло. Я убил зло!
— Ты всовываешь свою голову в петлю, — вонзился глазами в Таймураза Притл. — Добровольно!
Горец попросил Караева перевести Притлу:
— Мой дед, послушав тебя, сказал бы: человек, который с детства оседлал ложь, никогда не сможет смотреть правде в глаза. Стыдно обманывать других. Но обманывать, как ты, самого себя? Зачем? Ты правильно говорил, что я убийца. А потом стал хвалить меня?! Знаю, чего ты хочешь. Чтоб все люди были злы друг на друга. Чтоб несли один другому недоброе. Этот, что убил четырнадцать человек и ходит гордый, — дурак, но ты же умный. Зачем хитришь?
— Он хотел спасти тебя, — пояснил Караев.
— А зачем он хотел спасти меня?
— Ты ему нравишься.
— Но я не нравлюсь самому себе, — вздохнул Таймураз, и ему вдруг захотелось поделиться с кем-нибудь думами, что вот уже который день мучают его. — Когда Мурат говорил мне: жить надо по справедливости, я смотрел на него, как на наивного. Люди каждый день друг друга грабят, обманывают, — что для них справедливость? Только слово!.. Когда Асланбек твердил нам, своим внукам, берегите честь, — я считал, что это значит: никому не должен давать спуску. Ходил гордый, как индюк. Когда Зарема лучший кусок мне подкладывала, в глаза мне заглядывала, — не ценил я это, считал, что так, мол, и положено, потому что я — это я! Таких, как я, все должны уважать и любить. Теперь вижу: такие, как я, лишь горе людям несут. Зареме слезы принес потому, что не хотел себя сломить. Мурат ради меня жизнью рисковал, а я не пошел с ним, потому что только о себе думал. Немцев убил, потому что зло несли мне. Мне! Из-за себя стрелял в них. Когда стрелял, твердо знал: в зло стреляю. Сейчас душа неспокойна, ведь опять я людям горе принес… — он постучал себя по груди: — Здесь плохо. Потому что убийца я! Убийца!
— Нет! Ты не убийца! — раздался голос Герты; точно загипнотизированная, девушка направилась к Таймуразу.
Генерал Обаз перестал что-либо понимать. Этот процесс шел вкривь и вкось, не поддаваясь никаким логическим и юридическим законам.
— Разве не он стрелял в твоего отца? — спросил он.
— Он, — согласилась Герта. — Но он не убийца. Они уважали друг друга, отец и Таймураз. Они не хотели ссориться… И не поссорились бы, если бы не это письмо, в конверте с вензелями. Я слышала, как Фриц сказал: «Ты, Вольфганг, примочки прикладывал горцу, а его брат твоему отцу в грудь — пикой». Вольфганг спросил: «Откуда известно, что его брат?» А Фриц, знаете, что ответил? «Не брат, так кто-то из них! Всех их надо в ад отправлять!» А потом и драка случилась… — Герта в отчаянии закричала: — Но почему они стреляли друг в друга?! Отец никому не желал зла. И Таймураз зла не хотел. И Вольфганг. А стреляли друг в друга?! И я не имею к тебе зла, Таймураз! И у вас, и у нас хотят, чтоб людям хорошо было, чтоб солнце светило, чтоб дети бегали по двору, чтоб люди любили друг друга! Я не хочу, чтоб тебя, Таймураз, казнили! Ты у меня один остался! Судьи! Не губите его! Отпустите! — она заплакала навзрыд.