— Вот и молодец, — проговорила она, отрываясь, — воин должен уметь проявлять смирение.
Морьо смолчал, хотя нашелся бы, что возразить. Сейчас это было неуместно: как же так, вышло бы, что он сбежал от нескольких девушек, испуганный близостью? Глупо, стоит представить себе их смех, который раздается вслед. И он решил, что это именно тот случай, когда стоит немного потерпеть. Не такая большая плата, если подумать. Оставалось надеяться, что все, происходящее в этом шатре, останется лишь здесь.
Его прервал ещё один шлепок, обжигающий, явный намек на то, чтобы не зажиматься так и допустить ласк там, где не следовало, и он подчинился. Нет, не то что бы у нолдор было принято так стыдиться частей собственного тела, но такой откровенный интерес тоже был непривычен. Обе девы сели по обе стороны от него. Их руки разминали его ягодицы, ладони скользили по коже, втирая в нее масло, движения повторяли их округлую форму. Одна из них скользнула ребром ладони между ягодицами, снова раздвигая их и потирая узкие складки вокруг его входа. Морьо поневоле расслабился, надеясь, что ласки не зайдут слишком далеко, но скоро понял, что надежды напрасны. Впрочем, то, с каким плавным упорством продолжались ласки, немного успокаивало. Собственно, он никогда и не думал об ласках именно в этом месте, но временами они становились попросту болезненными — в основном потому, что анус непроизвольно сжимался, выталкивая два пальца девушки, когда они проникали излишне глубоко. С другой стороны, когда дева обхватывала его мошонку, мягко разминая ее, он готов был на что угодно, лишь бы она не прекращала.
Один раз деве удалось протолкнуть пальцы намного дальше сжатого сфинктера, Морьо вздрогнул, но понял, что противиться не может, потому что другая ладонь массировала точку над анусом, где оканчивался позвоночник. Это не давало напрягаться. Он поневоле раздвинул бедра, но все же приготовился воспротивиться. Тем более, что теперь дева (или обе они заодно) действовали уверенно, а пальцы их проникали слишком глубоко. Они нажимали изнутри на стенку прямой кишки, что отзывалось тянущей болью в паху, а заодно и возбуждением, но не вполне таким, какое Морьо привык испытывать обычно. А затем он увидел, как младшая вскочила и скоро поднесла старшей в руках нечто удлиненной формы, выточенное из камня.
Нет, это было слишком, и он решительно вскинулся.
— Я не готов пойти на подобное, — он пытался высказываться твердо, но пересохшее горло подвело, и взамен уверенности голос отдавал робостью. Морьо откашлялся, говоря нервно по слогам: — Я этого не хочу. Я не буду.
— В тебе говорит излишняя гордость, Морифинвэ, — промурлыкала младшая дева.
Но здесь она не угадала: в нем все больше говорил страх, боязнь унижения.
— Приподнимись, — мягко попросила она.
Он встал, осматриваясь. Орудие пытки унесли куда-то за его спину, по крайней мере, вблизи он его не видел. Младшая ласково улыбнулась, потом склонилась перед ним ним, в этот раз накрывая ртом его член. Сперва ее ярко очерченные губы прошлись поцелуем по его головке, потом вобрали целиком, облизывая от верха до основания. Язык проходился по каждой вене, кончик его дразнил маленькое отверстие уретры, и это было так откровенно, что дыхание перехватывало. Следом она вобрала его естество в рот целиком. Ее глаза, опушенные длинными ресницами, смотрели на него с обожанием, которое любого бы восхитило и подкупило. Собственно, и Морьо не избежал этого. Он охотно позволил даже, чтобы она вновь положила ладони на его ягодицы и раздвинула их, поглаживая пальцами уже привыкший к проникновению вход. Что ж, если ей нравится дразнить его так, он позволит ей.
Морьо неуверенно улыбнулся в ответ, ощущая, как чужие пальцы растирают его анус, добавляя масла, а сразу следом едва не вскрикнул. Точнее, сдавленный жалобный возглас у него всё-таки вырвался, особенно когда он ощутил, как между ягодиц вторглось нечто огромное — очевидно, злосчастный каменный фаллос. Морьо рванулся, но неожиданно твердо первая дева, что стояла за его спиной, заставила его опуститься назад. Ее руки покоились на его плечах, заставляя опускаться все ниже на распирающий узкие стенки ануса каменный ствол, и теперь холод, исходящий от камня, оказался очень кстати, поскольку хоть немного скрадывал боль.
Морьо едва не разрыдался. Нет, не то, что бы это было мучительно, но так неожиданно, на глаза навернулись слезы, заставляя их заблестеть особенно выразительно. Наверное, его лицо со стороны казалось сейчас особенно жалобным и вызывало особое умиление, судя по тому, как его обняла и поцеловала третья дева, выступившая из темноты. Она гладила его плечи, целовала щеки, глаза, затем губы, в этот раз увещевающе и мягко, и поднявшийся в Морьо протест постепенно утих.