Большой дом кардинала Мессины не сильно изменился с моего последнего посещения, вот только когда мы появились на его пороге, тут же в тихом и спокойном месте началась суета. Сначала заплакал ребёнок и обеспокоенный старый кардинал тут же послал за врачом. Хотя Глория и Бартоло уверяли его, что у малыша просто начались колики. Но старик никого не слушал, забрал младенца себе, и качал его до тех пор, пока не появился доктор, который всё и подтвердил.
Успокоившись, что с внуком всё в порядке, кардинал вернул ребёнка матери и строго сказал сыну, что с ним состоится у них отдельный разговор, а сам пригласил меня и кардинала Торквемаду в свой кабинет.
Мы весьма уютно устроились в креслах, и переглядывались, пока слуги не принесли им вина и закусок, а мне какой-то сладкий напиток на основе мёда.
— Хочу сразу поблагодарить тебя Иньиго, что присматриваешь за этим шалопаем, — сказал кардинал, выпив первый глоток из кубка, — да и писал мне гораздо чаще него, ещё присылая отпечатки ладоней малыша, что меня очень тронуло. Спасибо.
— Ваше преосвященство, — я покачал головой, потянувшись за кусочком сыра, — ну как могло быть иначе? Я ведь понимаю, что вы стали дедушкой, вам важно чувствовать, что у вас есть наследник рода, к тому же Глорию подобрал Бартоло я сам. Она сирота, но очень прилежная и верная жена, к тому же была девственницей, что для меня было немаловажным фактором, чтобы чистота вашей крови не смешалась с кровью, прости господи, какого-нибудь рыбака.
Кардинал таял от каждого моего слова, и потягивал вино, было по всему видно, что ему комфортно в моём обществе, хотя и рядом ещё находился его друг, который молчал и улыбаясь, слушал мои льстивые речи.
— Новый слух вдруг пронёсся по Риму, — заметил неожиданно Антонио Серда-и-Льоскос, — и заглянув утром в мой дом, поведал о том, что собирается новая партия, в противовес миланской. И я был очень сильно удивлён, услышав, кто именно собирает для неё голоса.
— Да я всего два дня в Риме! — изумился я, — как быстро-то, так все узнали?
Оба кардинала тут же весело рассмеялись.
— О Иньиго, ты точно забыл этот город за время своего отсутствия, поверь мне, если один из папабили накануне Конклава даже просто чихнёт, об этом тут же становится известно всем, — продолжая смеяться, заметил кардинал Мессины.
— А вы, ваше преосвященство? — тяжело вздохнув, спросил я его, — уже отдали свой голос?
— Продал за двадцать две тысячи, — не стал скрывать он правды, — но я верну деньги, если ты заплатишь мне тридцать. Я чувствую приближение смерти, к тому же хорошо к тебе отношусь, так что мне нужно оставить наследство для Бартоло и внука.
— Можно письменные принадлежности? — поинтересовался я и выписал ему вексель, на требуемую сумму, когда их мне принесли. Торговаться с кардиналом, который сам предложил перепродать свой голос, было в высшей степени неразумно и глупо.
Получив бумагу, он кивнул.
— Не волнуйся, я не стану больше ни с кем разговаривать о выборах, — заверил меня он, — этих денег мне с лихвой хватит.
— Благодарю вас ваше преосвященство, что помогли мне, с вами у нас уже семь голосов.
— В Конклаве примут участие девятнадцать из двадцати шести членов Священной Коллегии, — заметил он, — это все, кто есть сейчас в Риме, так что вам нужно набрать ещё три голоса, как минимум.
— Среди ваших знакомых есть те, кто может нам в этом помочь? — поинтересовался я у него, на что кардинал покачал головой.
— Я давно отошёл от дел Иньиго и не знаю, кто с кем, — извинился он, — но думаю Хуан тебя познакомит с ещё одним нашим другом, Хуаном де Мелла, кардиналом Саморским, он кастилец, как и вы.
— Ваше преосвященство, могу я вас попросить, съездить к нему и вас? — я молитвенно сложил руки, — два таких уважаемых кардинала, как вы, явно его расположат хотя бы меня выслушать.
Кардинал Мессины задумался.
— Хорошо, но при одном условии, — наконец решил он, — Бартоло с женой и ребёнком поживут у меня, пока вы в Риме.
— Сделка заключена, — обрадовался я, поскольку это была мелочь на фоне того, чем я занимался.
— Тогда едем, я знаю, что он в это время, обычно молится в своей титулярной церкви, — кардинал Антонио поставил кубок на стол и тяжело поднялся с кресла, — там мы сможем поговорить спокойно.
Я позвал Бартоло и велел ему позвать с улицы Джабари, которого каждый день тренировали по моей просьбе наёмники и синяки с его чёрного тела не успевали сходить, но гигант ни разу не высказал своего неудовольствия и стоически принимал всё, что ему доставалось.
— Зачем вам негр, сеньор Иньиго? — тут же забеспокоился мой секретарь.