— Или же, — я смягчил тон и сделал его кротким, — вы голосуете за Энеа, входите в наше небольшое с ним дельце и получаете десять процентов только за то, что будете своими войсками прикрывать месторождение и перевозку квасцов от любых других желающих подзаработать на них.
— Десять процентов выглядит мало для этого, — задумчиво заметил кардинал.
— Ваше преосвященство! — снова всплеснул я руками, — ещё десять минут назад вы отказались выполнять своё слово, а пять минут назад вообще сказали, что убьёте меня прямо здесь.
— Мы этого не говорили, — тут же отказался от своих намёков Якопо Орсини.
— Ну, значит мне это послышалось, как и то, что чьи-то деньги сейчас в опасности, — заметил я.
— Сколько голосов вы уже собрали? — поинтересовался у меня Наполеоне Орсини.
— Восемь, — ответил за меня кардинал, — хотя ещё вчера было только четыре.
— А я смотрю, вы весьма прыткий юноша, — изумился второй граф от таких новостей.
— С вашим голосом у меня будет их девять, а десятый мне даст Просперо Колонна, — я пожал плечами, — кардиналов в Риме всего девятнадцать, так что наши шансы на успех весьма высоки.
Мужчины Орсини задумались. С кризисом квасцов, которые нужны были не только для производства крашеного текстиля, но и ещё для изготовления калиевой селитры, потребной для производства пороха, который всё больше становился нужен для пушек, использовавшихся для разрушения крепостных стен замков. Конечно, сейчас их было ещё мало на поле боя, но с каждым годом огнестрельное оружие всё больше и больше заявляло о себе, и они не могли об этом не знать. Я решил проверить свою теорию.
— У вас будет столько пороха, сколько вам будет нужно, синьоры, — заметил я, — и его не будет у тех, кто скажем так, не очень будет к нам расположен. Мы просто не продадим нашим врагам квасцы, пусть покупают их втридорога у турок.
— Есть ещё венецианские и неаполитанские, — задумчиво произнёс кардинал, — но от них правда не сильно большие поставки.
— Ну, если мы уже обсуждаем долевое участие, а не ваше согласие, синьоры, — улыбнулся я, — то со смертью моего любимого короля Альфонсо V Великодушного, на трон Неаполитанского королевства взошел по завещанию его сын Ферранте де Арагон. Вот только какая незадача, он незаконнорождённый, а прошлый папа отказался благословлять его на правление. И я даже представить себе не могу, что он будет готов отдать за то, чтобы новый папа был к нему более благосклонен.
От моих слов все трое собеседников изумлённо на меня посмотрели, так что я продолжил.
— Что же касается венецианцев, турки весьма активны в захвате территорий Малой Азии, так что они сначала захватили фокейские рудники квасцов, которые принадлежали генуэзцам и венецианцам, а теперь постепенно вытесняют и их самих с рынка квасцов, предпочитая заниматься самим продажей столь ценного ресурса, — закончил я свою пылкую речь с улыбкой змия-искусителя, видя, как лица Орсини приобретают всё более осмысленные выражения, и они начинают переглядываться друг с другом.
— Полная монополия в Европе на квасцы, — задумчиво произнёс вслух граф Наполеоне Орсини, — да уж, Медичи как обычно, коварны и беспринципны.
— Выживаем, как можем, синьор Наполеоне, — притворно тяжело вздохнул я.
Он поморщился и спросил.
— Зачем вам сдались тогда эти Колонна? Давайте заключим сделку только между собой?
— Мне нужен мир в Риме, синьор Наполеоне, — спокойно ответил я, — мы не можем нагибать всю Европу, когда под боком у нас идёт постоянное кровопролитие, вы ведь понимаете, как возненавидят нас все, когда узнают, что только папа, Медичи, Орсини и Колонна владеют подобной монополией.
В комнате повисло длительное молчание.
— Могу я посмотреть на ваш пояс, синьор Иньиго, — внезапно попросил меня Якопо Орсини и я без малейших колебаний расстегнул пряжку и протянул ему подарок Медичи.
Он аккуратно взял его в руки, внимательно осмотрел с двух сторон и вздохнув сказал, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Нужные метки на месте, это и правда подарок Медичи.
У меня чуть волосы по всему телу не встали от такого заявления.
— «Это что там за метки такие? — изумился я, поскольку мне об этом никто не говорил раньше».
— Благодарю вас, сеньор Иньиго, — продолжил он, возвращая мне пояс обратно.
В комнате снова повисло молчание, явно ответ давался им с трудом.
— Ну как можно их простить? — первым не выдержал Якопо, — да я их удавить всех готов!
— А с чего вы решили, синьор Якопо, что мы будем их прощать? — изумился я, — и в мыслях такого не было.
Взгляды всех Орсини мгновенно наполнились интересом.