Кастилец удивлённо посмотрел на меня и покачал головой.
— Одни растраты, одни растраты, — пробурчал он.
Посмеиваясь над ним, я показал Бернарду, что мы сходим на берег и швейцарец тут же выделил охрану.
— Сеньор Иньиго, можно я с вами? — ко мне подошёл предводитель госпитальеров, — хотя бы осмотрюсь в новом городе.
— Тогда только вы, сеньор Аймоне, — не стал я отказывать рыцарю, поскольку уже ранее отказал Хуану и Пауле в этом. Я не хотел ходить на переговоры огромной толпой, привлекая к себе всеобщее внимание.
— Благодарю вас, сеньор Иньиго, — склонил он голову.
— Тогда идём, мы готовы, — показал я ему на Бернарда, себя и всего десять охранников, — остальные остаются на кораблях.
Если госпитальер и удивился, то вида не подал и по перекинутой доске между кораблём и пристанью мы все перешли на каменную мостовую.
— Куда, сеньор Иньиго? — обратился ко мне Бернард.
— Для начала в первую же церковь, нам нужен переводчик, — сказал я, — сеньор Жуан предупредил меня, что латынь здесь знают крайне немногие. Так что нам нужен кто-то, кто говорит на обоих языках.
Наша небольшая группа словно ледокол вошла в большой поток людей и повозок, которые вливались или выходили из порта. Рослые, широкоплечие швейцарцы в броне и шлемах, а также с мечами на поясе, заставляли людей молча расступаться, поскольку нарываться на ссору с наёмниками, безумцев не находилось.
Сразу за портом находилась огромная площадь, где торговали только что привезённым товаром. Обилие чёрных тел, измученных голодом, жаждой и дальней дорогой просто поражало моё воображение. Белые надсмотрщики и работорговцы торопливо подгоняли их, загоняя в загоны, словно скот, откуда уже потом их выводили и тут же продавали новым владельцам, которые во множестве крутились на площади, отличаясь от самих продавцов более богатыми одеждами. Но и то, я видел, что это всего лишь перекупщики, которые скупая рабов, формировали из них разные группы по возрастам, полу и затем их уводили по разным направлениям: кого обратно в порт, видимо для отправки морем дальше, кого оставляли в городе.
Мы молча проходили мимо всего этого бесконечного хаоса торгов, купли и продажи, как слева я увидел, что огромного негра избивают два надсмотрщика, а он закрывая локтями и руками голову, несколько раз успел перекреститься.
— Он христианин? — удивился идущий рядом со мной сеньор Аймоне, увидевший то же, что и я.
— Идём туда, — ткнул я пальцем в сторону происходящего.
— Что здесь происходит? — на латыни обратился я к надсмотрщикам.
Те резко повернулись, со злостью на лицах, но увидев хмурую вооружённую охрану, а главное меня, во всём своём блеске флорентийской моды, они тут же начались кланяться и лепетать, что-то на португальском.
— Итальянский, французский, английский? — перебирал я языки, но те лишь низко кланялись.
— Сеньор! Сеньор, — оттуда-то из-за шатров выбежал хорошо одетый человек и подбежал к нам, — я хозяин этого раба, что вас интересует?
Заговорил он со мной на неплохом кастильском.
— Почему эти люди избивают христианина? Где его крестик? — показал я на негра, который сидя на земле, снова перекрестился, сложив руки в молитвенном жесте.
Хозяин, увидев его жесты, поморщился.
— Проклятый священник, испортил мне раба! — прошипел он, изрыгая ругательства в сторону неизвестного мне служителя церкви.
— Сеньор, его сиятельство задал вам вопрос, — сквозь зубы процедил сеньор Аймоне, кладя руки на пояс, где висели меч и кинжал.
Услышав мой титул, хозяин рабов стал кланяться мне ещё ниже.
— Он из новой партии, ваше сиятельство, — залепетал тот испуганно, — прибыл неделю назад, но поскольку на корабль попросился вернуться на родину священник, а я идиот согласился, то теперь пожинаю результаты своей доброты. Он некоторых крестил и теперь я не могу их продать, а едят они в три горла.
— Они — это кто? — поинтересовался я.
На что хозяин показал на сидящих в крайнем загоне троих мужчин, и двух женщин.
— Все христиане? — утонил я, на что он кивнул.
— Сколько стоят?
— Все? — его глаза тут же алчно блеснули.
— Все, — кивнул я, показывая на своего управляющего, — сеньор Альваро, поторгуйтесь с хозяином этих рабов, выкупите их и сразу оформите им вольную. Побудут пока у нас в качестве слуг, пока не поймём, что делать с ними дальше, а то боюсь господь не простит нас, если мы будем оставлять своих братьев по вере в горе и беде.
Управляющий с восхищением посмотрев на меня, ушёл торговаться, а госпитальер уважительно посмотрел на меня.
— Не устаю удивляться вам, сеньор Иньиго, — покачал он головой, — поступок настоящего христианина.