– Да.
– Мы сможем повторить? Не ритуал, а то, что было после?
– Нет.
– Почему?
– Другая ждёт своей очереди.
– Докторша?
– Да.
– Подождёт.
– Ты жесток.
– Да. Я не был таким. Раньше.
– И станешь ещё жестче. Если выживешь.
– Вот именно. Ты видишь будущее?
– Нет. Мой муж видел. Он мне сказал, что ты придёшь.
– Прям так и сказал?
– Он сказал, что придёт странник меж мирами. Воин. Такой же, как и он. Так я тебя узнала.
– Не понял.
– Какой ты глупенький, – прыснула она, – все люди дышат разной силой. Твоя сила – как и его.
Она мне рассказывала о том, каким ощущают мир экстрасенсы, как видят мир они. Единственное, что я понял – что ничего не понял. Как объяснить монохромному с рождения псу цвет радуги? Так и я. Не увидев – не поймёшь.
– Ты видишь. Иногда. Боишься только видеть. Не бойся. Ты же воин. Бери всё, что нужно для победы и рази врага.
– Почему он умер, если такой великий воин, а ты такой великий целитель?
– Его время истекло. Он должен был уйти.
– Прости, я не должен был. Я знаю, как терять родных и любимых. И чтобы ты ни делал, ничего не изменить.
– Давай не будем, – она встала, потянулась ко мне. Я думал, чтобы обнять, но она отстранилась всем телом, расстегнула цепочку с крестом, унесла в предбанник, вошла с ворохом простыней и полотенец. Положив ворох мне в руки, она опять охватила мою шею. Когда она убрала руки – на моей груди лежал белый маленький крестик на чёрном кожаном ремешке. А узелка я не нашёл. Ремешок образовывал замкнутый круг без разрыва.
– Как его снять?
– Никак. Пока ты жив – он не разорвётся. Ровно за сутки до твоего ухода он сам распадётся. У тебя будет время завершить дела и проститься.
– У него был такой же?
– Это его.
– Я понесу его крест?
– Я же понесла твоё дитя.
– Что?
– Я ведунья, я сразу почувствовала. Жизнь. Живород. Я – тебе вернула жизнь, ты – мне.
Я сгрёб её в объятия:
– Будь моей всегда! Будь моей женой!
Она пылко ответила на объятия и поцелуи. Но, когда мы опять обессилели, опять поглаживая шрам, она ответила:
– Наши пути расходятся и больше не сходятся. Я не смогу быть твоей. Прости.
– Жаль! Как жаль!
– Я буду твоей ещё семь ночей, а потом ты должен вернуться. Там твой Путь. Твой бой – там. И там наш враг. А девочку – не обижай. И как ты всех в себя влюбляешь? – она укусила меня. Не скажу куда.
Пастораль
Утром я с наслаждением сидел на лавке у порога, подставив лицо и голый торс восходящему солнцу. Мир просыпался. И я оживал. Душой.
Мои спутники выползали на солнышко. Ехидное лицо Громозеки, ошарашенное лицо лейтенанта – он так и не вышел из состояния обалдения, радостное лицо Кадета, обиженно насупленная докторша, любопытное лицо великоразмерного ребёнка Прохора и его уменьшенные копии – братья и сёстры, как любопытные зверьки, разглядывающие меня.
Кстати, тут и выяснилось, что значит – неверные глаза. Яркий свет был мне неприятен. А на солнце было больно смотреть. Это было похоже на то, как просидев в тёмном погребе, в полдень выходишь на яркий солнечный свет. Глаза привыкают? А мои – нет, отказываются адаптироваться к повышенной освещённости. Не верные. Но зато в темноте я видел – как кошка. Ну что ж, сам виноват – нарушил процедуру. Может быть, я и пожалею об этом, но не сейчас, когда причина нарушения регламента крутится перед глазами.
– Громозека, ходишь, боец? – спросил я своего телохранителя.
Громозека отчебучил несколько па гопака:
– Лучше, чем был, командир! Дарья Алексеевна – чудо! Но, я вижу, ты за всех отблагодарил!
– Пошляк, – крикнула Даша, кинув в него картофелиной.
Громозека ловко увернулся, раскланявшись, как мушкетёр Дюма.
– Два наряда по кухне! – вынес я вердикт.
Теперь Громозека раскланивался мне.
– Паяц, – резюмировал я.
– Кадет? – спросил я.
– Готов к труду и обороне! – Кадет вытянулся по стойке «смирно», попытался щёлкнуть каблуками. Ясно, ноги в порядке.
Оказалось, что причина обалдения лейтенанта – вылеченный позвоночник. Он мечтал сталь лётчиком, но неудачное приземление при прыжке с парашютом при посещении курсов тогдашнего ДОСААФА – длительное лечение лучшими врачами Союза (профессорская семейка). На ноги его подняли. Но остались дикие боли в сломанной спине, время от времени. С мечтой о небе пришлось расстаться. И вот – он сотрудник органов.
Следующая – докторша. Но на мой вопросительный взгляд она сделала обиженную рожу и ушла. Не понял, ей не досталось плюшек? Или это личная обида на меня?