Раньше я даже и не подумал бы подняться на мои распухшие, и скорее всего, разбитые ноги. Но я был один в лесной чаще, в ожидании врагов: не важно будет ли это человек или животное. Нужно было идти, чего бы это ни стоило. Помня опыт с осторожным вставанием с земли, в этот раз я решительно вскочил, охнул, заскрипел зубами и сделал первый шаг. Постоял, поднял другую ногу, сделал еще шаг. В голове шумело, все вокруг покачнулось и поплыло как-то по диагонали. Постарался выкинуть все из головы, кроме одного слова «идти».
Я продолжал идти, но боль стала такой нестерпимой, что я остановился, не решаясь сделать еще хотя бы шаг. Так стоял я, неловко расставив ноги, покачиваясь, точно от ветра. И вдруг все потемнело перед глазами…
… Я стою пьяный у барной стойки и долговязый бармен Цзинсун, блестя зубами, приглашающим жестом показывал мне на свободный стол. Я сделал к столику шаг, но пол стал покрываться лавой и обжигать голые ступни. Как меня пустили в бар не обутым? Я рванулся, чтобы перескочить через пышущие жаром провалы, и ударился о край столешницы. На шум обернулось несколько завсегдатаев бара, известные своей скверной репутацией. Они явно недовольны, что мои «пьяные» выходки помешали их разговору. Одновременно я почувствовал, что столешница оказалась не гладким пластиком, а шероховатым слэбом, почему-то облицованным сосновой корой. Заноза оказалась в моем пальце, когда я провел по столешнице рукой. И вдруг сквозь пелену я увидел, что моя рука шарит по стволу поваленного дерева.
«Снова галлюцинация?» — подумал я, когда сознание стало проясняться.
Я сел на поваленное дерево. Ноги болели. Решительными, короткими рывками стащил ботинки, чтобы они не теснили разбитые ступни, отрезал и оторвал обе штанины на голени, разодрал ткань на лоскуты и обмотал ступни. Ботинки пришлось оставить тут, сил нести что-то не было.
Я стал двигаться осторожно, наступая на пятки и высоко поднимая ноги, как ходят по трясине герои фантастического кино. От боли и напряжения через несколько шагов начинало мутить. Приходилось стоять, закрыв глаза, прислонившись спиной к стволу очередного дерева или хватаясь рукой за ветки, отдыхать, ощущая при этом острое биение пульса в венах.
Так я двигался несколько часов. Когда оглянулся, увидел сквозь поросль кустарника ствол дерева, которое я «обнимал» час назад. Оказалось, что я прошел предательски мало. Этот факт огорчал, но не пугал. От злости на себя я захотелось идти быстрее. Я оттолкнулся руками от ствола, крепко сцепил зубы и пошел вперед, намечая перед собой маленькие цели, сосредоточивая на них внимание, — от дерева к дереву, от пенька к пеньку, от пригорка к пригорку. Эти маленькие победы над ситуацией и самим собой придавали силы.
Пока я делал эти перебежки, потемнело. Тихо зашуршал дождь. В лесных делах я был не опытен. Мои знания о природе ограничивались посещением зоопарка второго сектора и ботаническим садом, в котором до трагедии с отцом работала моя мама Тереза. Поэтому, прокладывая маршрут, я не позаботился о стоянке для сна и разведении костра. Застигнутый дождём, ощущая невыносимую боль в разбитых, натруженных ногах, я вдруг не нашел в себе сил идти. Чтобы окончательно не промокнуть, я забрался в густую поросль, присел под раскидистым деревом, просто сжался в комок, спрятал лицо в колени, обхватил их руками, и замер. Накатило наслаждение от покоя и неподвижности.
Какой он, первый привал, проведенный в лесу? Если меня когда-нибудь попросят рассказать о нем, я не смогу этого сделать. Я уснул как каменный, не слыша ни шума деревьев, ни перекрикивания птиц. Проснулся, перебрал в памяти все несчастья, что уже приключились со мной. Вспомнил где я и испугался беспечно проведенного в лесу привала.
Холод пробился сквозь комбинезон и пробрал до костей. Тело била мелкая неудержимая дрожь. Но самое страшное — ноги: они болели еще острее, даже теперь, когда находились в покое. Уже со страхом подумал о том, что нужно вставать. Но встал я решительно, рывком. Время было дорого: я не знал есть ли на Эдеме спасательные боты и буду ли они меня искать. С большей вероятностью меня ищут пираты, чтобы наказать за сбитый мной корабль. Но сейчас главным оказалось то, что я не знал, чем питаться.
Ко всем моим тяготам прибавился голод. Под деревом, у которого я сидел, выглядывали шляпки каких-то грибов. Мне очевидно была не известна местная флора и фауна. Конечно, из вводного курса биологии, я знал, что один из способов отличить съедобное растение (плод) от несъедобного: понаблюдать, употребляют ли это в пищу птицы, животные и насекомые. Мама рассказывала мне, что поклеванные птицами плоды есть, как правило, можно. Но полностью доверять этому признаку нельзя. Некоторые животные нечувствительны к ядам, опасным для человека. Многие грызуны и некоторые птицы невосприимчивы к действию смертельно опасных для человека растений.