«Куда я ранен?» — прошептал он, уже теряя сознание. Но еще чувствовал, что все лицо его залито кровью и понимал, что это смерть… Ему показалось, что пуля пробила голову и вышла через правый глаз… Впрочем, поскольку смерть не наступала, он решил попробовать выжить! Да, было именно так: он решил выжить!
В операционной палатке медсанбата Павлу остригли волосы на левой стороне головы, смазали рану йодом, металлическими скобками стянули кожу и наложили повязку, не пожалев ни ваты, ни бинта.
— Эта повязка называется «шапкой Гиппократа», — сказала Павлу девушка, которая перевязывала его. Помолчала и добавила серьезно: — А меня зовут Зина.
Павел смотрел на нее и улыбался, пока снова не потерял сознание.
Зине запомнилась напряженная улыбка, морщившая узкое лицо раненого. Когда он не улыбался, лицо его хорошело, могло быть даже названо красивым: высокий лоб, довольно большие стального оттенка глаза, строгая линия рта… Брови были рыжеватые; длинные. На впалых щеках ни следа румянца.
Рану признали не очень опасной, но Павел Гориев потерял много крови. Первые дни раненый часто звал Зину. Она подходила и присаживалась на край койки. Его лицо морщилось в улыбку. Зина спрашивала:
— Вам больно?
Однажды Гориев погладил ее руку. Зина прошептала растерянно:
— Не надо…
После этого Гориев не подзывал больше медсестру, хотя несколько раз Зина ловила на себе его пристальный взгляд. Сама попросила, чтобы ее перевели из медсанбата в штаб полка, которым командовал подполковник Орехов. Знала Зина, что здесь во взводе пешей разведки числился до ранения Павел Гориев. Теперь старший сержант подлежал эвакуации, и Зина не предполагала увидеться когда-либо с ним.
Однако две недели назад Гориев появился в блиндаже разведчиков. Пошутил, что для полного излечения ему не хватало только этой встречи с Зинаидой Каленовой.
Зина обратила внимание на то, что без «шапки Гиппократа» разведчик выглядит старше — сейчас ему можно было дать лет тридцать — и что улыбается он прежней напряженной улыбкой. Вскоре девушка обратила внимание также и на шутливый тон незадачливого поклонника, который усвоил с ней старший сержант. В присутствии всегда готовых посмеяться разведчиков он уверял Зину, что только из-за нее отказался от эвакуации в тыловой госпиталь. Зине, втянутой помимо воли в игру, ничего не оставалось, как поддерживать ее. Когда же в редких случаях старший сержант и Каленова оказывались наедине, ему, по-видимому, не о чем было разговаривать с ней.
Вот вчера, перед тем как отправиться в ночной поиск, Гориев подошел к ней и, на мгновение положа ей на плечи осторожные руки, попросил порошок пирамидона. Зина только что вошла в блиндаж и стояла, рассеянно глядя на неровный огонь на столе. Еще не оглянувшись, еще не слыша голоса Гориева, она уже догадалась, что это он, — по прикосновению сильных легких рук. Но, очевидно, жест был случайный, потому что вслед за тем, пока она рассеянно перебирала лекарства в санитарной сумке, Павел Гориев молча стоял, не обращая на нее ни малейшего внимания. Длинные рыжеватые брови его были слегка сдвинуты, а выражение лица такое, как будто он напевал про себя или же старался припомнить ускользающую мелодию. Зина нашла пирамидон и протянула разведчику две таблетки. Он продолжал стоять, заложив руки за спину. Зина сказала резче, чем хотела:
— Возьмите!
Впалые щеки старшего сержанта порозовели. Он усмехнулся, взял лекарство и молча вышел из блиндажа.
«Обиделся за грубость», — решила Зина.
У Гориева было очень подвижное лицо, Зина обнаружила это недавно. И теперь была уверена, что могла бы точно назвать ту секунду, когда старший сержант как бы менял тему размышлений: вот он думает об одном, а вот сейчас он стал думать о другом. Она даже пыталась угадывать, о чем думает старший сержант, и, по ее мнению, не ошибалась. Вчера, например, он безусловно обиделся за грубость, а сейчас, после ее спора с Дмитрием Орловым, безусловно удивляется, видя Зину бездельничающей. Как будто Гориев не знает, что в обороне при штабе полка не только ей приходится сплошь и рядом сидеть без работы.
Зина смущенно и вызывающе, смотрела на Гориева. Возможно, для него вопрос об индивидуальных пакетах казался незначительным и неуместным, но не для нее! Это ее обязанность — выяснить. Потому и спросила! А задержалась она тут, кроме того, из-за интересного спора, о котором ей, пожалуй, следует сказать ему, парторгу взвода пеших разведчиков.