Дмитрий скрипнул зубами:
«Бывает же такое! Взводный, словно мамаша, мерещится!..»
Между тем немцы прошли, и разведчик встал. Ему показалось, что ночь посветлела и потеплела. Во всяком случае, зубы у него уже не стучали.
На другой день, вспоминая себя почти в одном нижнем белье посреди снежного поля, Дмитрий нашел объяснение тому, почему он не замерз: велико было его внутреннее напряжение! Собранная воедино энергия его тела и духа оказалась выше энергии морозной предвесенней ночи. Объяснение выглядело научно и могло удовлетворить самых требовательных слушателей.
Конечно, когда вспоминаешь, рассказываешь, многое даже самому себе кажется неправдоподобным, подчас и событие-то предстает в новом свете.
Рассказывая потом, как вслед за четырьмя немцами показался на тропинке еще один, с котелками, от которых шел пар, вспоминая, как тот опрокинулся в снег от хорошего боксерского удара, Дмитрий увидел юмористическую сторону приключения. В самом деле легко догадаться, как здорово напугался немецкий солдат, наткнувшись на белое привидение возле куста. И можно было забавно поведать, как сам Орлов в бабьем салопе, снятом с убитого, ползет на четвереньках, собирая в пригоршни и глотая снег, горячий и жирный от пролитого супа.
— Ужасно захотелось супа! — смеясь, вспоминал потом Дмитрий. Слушая рассказ, разведчики хохотали — все, кроме командира взвода. Его напряженная улыбка на этот раз больше, чем всегда, напоминала болезненную гримасу. Ни к кому не обращаясь, Гориев сказал необычным для него низким голосом:
— По-собачьи подбирать объедки!.. До чего довели людей, сволочи!
Дмитрий не понял, что, собственно, не понравилось взводному, и подумал, как уже не раз, что тот просто раздражителен и сух по характеру, Однако не было уже настроения продолжать повествование в развеселом духе, как нередко допускалось в семье разведчиков. Орлов произнес сугубо официально:
— Разрешите доложить, товарищ младший лейтенант!
Коротко сообщил Дмитрий о том, что задание выполнено, штаб обнаружен на прежнем месте.
— Подробней! — попросил Гориев.
— …Подошли мы к самому крайнему дому деревни, — без большой охоты говорил Дмитрий, — спрятались за плетень и идем параллельно движению часового. Зашли за угол. Ваня на четвереньки встал, я на спину к нему залез. Мы условились, что, как только часовой подойдет, я прыгну на него… Этого часового я зарезал… За деревней овражек. Штаб там. Таких понастроили блиндажей! Пожалуй, по пять-шесть накатов, а ничего не видно над землей!
И, теряя официальный тон, Дмитрий добавил:
— Хорошо маскируются, черти!
— Хорошо! — сказал Гориев. — Хорошо! С наблюдательного пункта не все увидишь!..
Помолчал. Повторил:
— Хорошо!
Дмитрий понял, что последняя похвала относится уже к нему, разведчику, кого не обманула немецкая маскировка.
Но Дмитрий, по-видимому, принадлежал к тем молодым людям, у которых каждая похвала, каждое одобрение вызывает еще более повышенное требование к себе. И напротив, критика вызывает вспышку протеста, желание утвердить свое мнение, доказать свою правоту. Не зная, что именно в этот момент Гориев разгадал его, Дмитрий воскликнул искренне:
— Разве хорошо? Ничего особенного, товарищ младший лейтенант!
…И даже когда командир дивизии вручил ему орден Красной Звезды за отлично проведенную ночную вылазку одновременно с медалью «За отвагу» за первый ночной поиск, Орлов не испытал полного удовлетворения. Только теперь чувство неудовлетворенности было сложнее, чем раньше, объяснялось не только желанием получить бо́льшую награду, но вполне осознанным стремлением больше сделать для того, чтобы заслужить эту награду.
— Хорошо маскируются, черти! — почти машинально твердил себе Дмитрий. У него созрел новый план, и, с разрешения командира взвода, разведчик получил возможность осуществить смелую затею. Он так был увлечен замыслом, что неожиданное сообщение о командировке Зинаиды Каленовой и Павла Гориева в Москву не удивило и не взволновало его.
7. Нейтральная зона
Ночью Орлов с несколькими товарищами подобрались к вражеской проволоке и стали рыть щель. Работали споро и безмолвно. Выброшенную землю осторожно относили на плащ-палатке в ближайшую воронку, сливались с окружающей темнотой и снова бесшумно появлялись у длинной узкой ямы.