Глава 8
Ольга гордилась корректностью своих отношений с мужем: если и ссорились, то молча. Или же вежливо иронизируя.
— Ты меня ждал не больше пяти минут, Иван, я заметила время.
— Я тоже заметил. Но, очевидно, у меня время одно, у завода другое, у Дворца культуры железнодорожников третье, а у тебя свое собственное.
— Когда человек ждет да еще за рулем, время, понятно, увеличивается.
— Если ты так хорошо понимаешь это, надо стараться, чтобы тебя ожидали как можно меньше… Прямо домой или тебе еще куда-нибудь надо?.. Ты или я?
Но он уже положил руки на баранку — аккуратные, сильные руки, по которым Ольга легче, чем по голосу, угадывала настроение мужа.
«У меня обе руки левые», — иногда шутил Иван. Но когда настроение у него было хорошее, обе руки становились правыми. И он уже был непохож на угрюмого от застенчивости бульдога; застенчивость исчезала.
— Мне еще на завод. Озолов сказал, что будет до десяти, а сейчас еще только девять… Я стараюсь, чтобы ты ждал как можно меньше. — Она посмотрела на спокойные руки мужа и добавила: — Тем более что Озолов просил меня не только выступить, но и поговорить с Андреем Степановичем, а он уже уехал.
— Конечно. Он торопился в редакцию. Ему сейчас полосы читать. Я видел, как он вышел и сел в машину. За минуту до тебя. Могла бы догнать.
— Я — догонять Вагранова?! Господи, что ты говоришь!
— Извини, пожалуйста.
— Лучше по набережной. Меньше движения. А в центре у нас уже, наверно, как в Москве… Ну смотри, как он ведет машину — то туда, то сюда! Ах, это не он, это она. Ну тогда понятно.
— История с бригадой Лаврушиной, кажется, сделала тебя женоненавистницей.
— Никакой особенной истории. — Ольга побаивалась иронии мужа, и ей не хотелось, чтобы ее давняя подруга стала объектом насмешки. — Шура заболела. Боюсь, надолго. Сердце, — пояснила она.
— У Пушкина есть, — серьезно сказал Рубилин, — «Злословие даже без доказательств оставляет почти вечные следы». Весь город шумит о вашей бригаде монтажниц.
— Да что ты?!
— Будто Лаврушина уже не бригадир потому, что ее уличили в нечестности. Она, говорят, делила по своим личным соображениям деньги, заработанные на один наряд-заказ всей бригадой. И этим приравнивала лучших к отстающим. И за пособие чье-то якобы расписалась, а отдать то ли забыла, то ли решила вручить другой монтажнице…
— Господи, ерунда какая! Ведь это же совершенно непохоже на Лаврушину!
— А на кого похоже?
Рубилин повернулся к Ольге. И она, на минуту забыв заводские дела, полюбовалась им: крутой лоб, прямой нос, более узкий к переносице и шире книзу, красивые нетонкие губы, которые полными тоже не назовешь. Особенно красивым было лицо Ивана Рубилина в такие моменты, как сейчас, когда выявлялась в нем живая работа мысли.
Рубилин повторил вопрос:
— Ну так кто же у вас на заводе может посчитать свои соображения более вескими, чем объективные данные? Ведь ты не сказала: «У нас такого быть не может». Ты сказала: «Это непохоже на Лаврушину». А на кого похоже?
— Да, пожалуй, да, конечно. На директора…
— Вот именно! — усмехнулся Рубилин. — А раз в городе да и в области довольно широко известно, что директор в большинстве случаев считает свое личное мнение решающим, то…
— Да, пожалуй, могли подумать и про Лаврушину, которую директор все время выдвигает! А на самом деле знаешь как было?..
И Ольга рассказала мужу, что она слышала от рабочих о вчерашнем голосовании у монтажниц, и то, что она сама узнала в бытовке.
— Я себя ругаю, что вчера не успела поговорить с Озоловым насчет стадиона. Если бы я добилась его согласия и сообщила бригаде сразу же после аврала…
— Думаешь, переключила бы их энергию в другое русло?
— Какая там энергия! Они, наверно, и голосование-то затеяли уже не от заинтересованности, а от безразличия. От тупой усталости… Но, может быть, я заставила бы их поверить, что все можно решать обдуманно, а не стихийно.
— Все равно молодцы девчата! — воскликнул Рубилин, резко отвернув от встречной машины. — Извини, пожалуйста!
— При чем тут «молодцы»?!
— Захотели переизбрать — и переизбрали. Мол, разве мы не справимся без Лаврушиной? Справимся!.. Молодцы, молодежь!
— Не пойму, ты иронизируешь?.. Две пожилые тоже голосовали…
— Нет, вполне серьезно. Знаешь, что такое старость? Когда человек уже не хочет соревноваться.
Рубилин покосился на жену, увидел, что она роется в сумочке, и догадался: ищет ручку и блокнот. Ольгу всегда тянуло записать понравившееся выражение. Он предупредил знакомый вопрос: «Откуда, кто сказал?»