В кабинет Ольги, как обычно дважды — условным сигналом, — постучал Рубилин, не ожидая приглашения, приоткрыл дверь, буднично объяснил:
— Заехал за тобой пообедать где-нибудь в приличном месте. Голодный как черт. Столовки надоели. Каждый день только шурлы-мурлы. Закажешь шурлы, а дадут мурлы.
Ольга сидела за столом в обычной для нее позе: лицо в ладонях рук.
Знакомая будничная ироничность объяснения мужа только подчеркнула внезапно охватившую ее тревогу. Она вскочила, увлекла Рубилина в комнату и, рассказав об угрозах Озолова, добавила:
— Не могу уехать, пока не дозвонюсь!
— Ты выглядишь смешной, — почти машинально сказал Рубилин. И тут же слова эти показались ему нелепыми: перед ним было очень бледное, перекошенное отчаянием лицо жены.
— Я выгляжу смешной, — повторила Ольга (Рубилин видел, что повторила, не понимая смысл фразы). Он поправился:
— Я хотел сказать, что ты выглядишь… обреченной и что это прямо-таки до… смешного непохоже на тебя.
— Ты считаешь, что не надо предупреждать Вагранова? — с вызовом спросила Ольга.
— Конечно, надо, но… — Рубилин пожал плечами.
— Так позвони ему сам!
— Не люблю предупреждать с чужих слов, даже если это слова моей жены!
— Ах, как дипломатичны вы, мужчины! Один не может позвонить, потому что малознаком с абонентом! Другой не может предупредить человека, над которым нависла беда, потому что «с чужих слов»!.. Интересно, почему ваше прямое дело — по-мужски предупредить вашего единомышленника — должна за вас выполнять я, женщина?! Ведь Вагранов — твой единомышленник и единомышленник Иванова в подходе к решению важных задач, а не только мой! И ведь вы не только мужчины, вы коммунисты! Неужели непонятно, что мне гораздо трудней, чем тебе или Иванову, предупреждать Вагранова?! Неужели непонятно, что я… что для меня позвонить ему — значит проявить почти героизм?! У каждого своя личная мерка героизма. У одного определенный поступок — естественное проявление его натуры, ему, допустим, ничего не стоит быть настойчивым, настырным, напористым, а другому надо преодолеть самого себя… Позвони ему, Иван!
— Нет, — упрямо сказал Рубилин уже с порога.
Ольга подняла трубку и снова набрала номер прямого телефона в кабинет главного редактора.
Услышав голос Вагранова, хрипло, торопливо сказала, забыв назвать себя:
— Мне надо встретиться с вами сегодня на несколько минут.
— Хорошо. Я шибко занят сейчас… В семнадцать ноль-ноль.
— Долго вас не задержу. Вы, может быть, уже заметили, что я стараюсь говорить быстро…
— Заметил. — Тон был такой, что Ольге показалось, будто она видит собранное, строгое лицо Андрея Вагранова.
…Ольга так напряженно жила предстоящей короткой встречей, что время, оставшееся до нее — два часа, час, полчаса, пятнадцать минут, — было совершенно несущественным, оно безлико проскользнуло мимо.
Только минут за десять до назначенного часа, уже в приемной редактора газеты, Ольга начала замечать окружающее.
Дежурил Игорь Прокофьевич Сугубов. Его молодое лицо, созданное природой как бы готовым к улыбке — чуть скошенные к вискам уголки глаз, чуть приподнятые уголки губ, — напряженно сохраняло унылое выражение.
Ольге хотелось сказать что-то приятное дежурному. Она улыбнулась:
— Я долго не задержу Андрея Степановича.
— Еще бы. Должны вы понимать, что человек занят.
Зазвонил телефон. Сугубов поднял трубку и тут же, закрыв ее рукой, понизил голос:
— Товарищ Пахомова, пожалуйста, на минуту!
Ольга вскочила, шагнула к столу дежурного:
— Что «на минуту»?
— Не сюда — туда! — Сугубов торопливо ткнул свободной рукой в направлении двери в коридор. — Пожалуйста! — старательно мягко добавил он.
Ольга поспешно вышла в коридор. Через несколько минут Сугубов приоткрыл дверь и вежливо пригласил ее обратно:
— Теперь можно вернуться. Распоряжение самого товарища Вагранова, чтобы никаких разговоров при посторонних. Редакционная тайна!
— Да, пожалуйста, да, конечно, я понимаю, — тихо сказала Ольга.