— Ей-богу, — пошутила она, — Озолов предъявит вам обвинение в том, что вы отвлекаете рабочих от конкретных производственных задач! — И добавила серьезно: — И неужели вы думаете, — она решила досказать то, на чем прервала себя раньше, — что Ольга Пахомова не восстала бы против несправедливого обвинения?! И мне было бы совершенно безразлично, погибну я на таком рывке или нет.
Он знал это. Бог весть откуда, но он знал это. И поскольку он разговаривал, как бы думая вслух, он, секунду помедлив, просто ответил именно то, что думал:
— Да, я знаю.
— И может быть, — тихо сказала она, — такие рывки, когда забывается страх смерти, возможны у людей еще и потому, что есть сознательная или даже неосознанная вера в конечное торжество правды. Так, как вы говорили на Десятом съезде комсомола, — что партия никогда не допустит торжества несправедливости, никогда не допустит человеконенавистничества, фашизма.
Не вникая в едва слышную фразу о X съезде комсомола, Вагранов обрадовался тому, что собеседница невольно напомнила ему одно очень важное, с его точки зрения, соображение.
— Мы с вами говорили в прошлый раз о тридцатых годах. Все верно. Но я, кажется, забыл сделать одно существенное примечание: нельзя оставаться на уровне Десятого съезда комсомола!
— А в любви? — вырвалось у его собеседницы.
— И в любви, — не очень вникая и в эту ее реплику, продолжал Вагранов. — В любой сфере действительности оставаться на уровне Десятого съезда комсомола или вообще на уровне тридцатых годов — своего рода инфантильность, которая мешает и развитию личности, и развитию государства… Пейте чай! — предложил он, заметив, что Пахомова, кажется, вдруг сникла. Но Вагранову важно было прежде всего довести до конца свою мысль об инфантильности, сплошь и рядом мешающей делу. — Инфантильность проявляется по-разному, часто она даже кажется достоинством. Например, поиски механической связи с народом. Понимаете, ведь подлинная связь с народом не в отказе от дачи, от машины, не в похлопывании рабочего по плечу, а в том, считаешь ли ты народ творческой силой. И в том, что ты стараешься сделать для удовлетворения потребностей народа! У меня жена, — он запнулся, преодолевая возникшее в душе непонятное чувство неловкости, — у меня жена все время отказывается от редакционной машины, из какого-то наивного представления о государственности ездит все время только на такси или в автобусе. Однажды ждала под дождем такси больше часа, хотя могла просто позвонить сюда, в редакцию. В результате простудилась, заболела… Может быть, поэтому она категорически против того, чтобы я занимался проблемами погоды и вообще окружающей среды, — попытался пошутить Вагранов.
Пахомова слабо улыбнулась: она вспомнила, как однажды сама видела жену Вагранова у автобусной остановки; Прасковья Антоновна неторопливо раздвинула очередь и величественно вошла в автобус.
— А может быть, все-таки надо сделать так, чтобы у нас в областном центре такси было больше, чтобы вообще больше проявлялось внимания к городскому транспорту. К обслуживанию людей. Иной раз человека затолкают в очереди, и работает он после этого ниже своих возможностей. Получается, как бы это сказать, психология нищенства: пусть поезда уходят переполненными, а то, не дай господи, останется свободное место, не дай господи, машин-такси будет чуть больше потребности; в результате экономим вагоны и машины, но не бережем нервы людей.
— Может быть, — согласился Вагранов, охотно опуская тему использования служебных машин. — Видите ли, ни в чем нельзя отступать от партийной и, стало быть, от государственной точки зрения. Надо уметь находить разумный синтез между свободным человеком с инициативой, с фантазией и добровольным желанием этого человека соблюдать нормы общегосударственной нравственности, подчеркиваю: нормы, политические нормы; проще говоря, чтобы человек с радостью и охотно выполнял государственные, требования… Кстати, авралы не норма, — жестко добавил он.
— Я еще хотела об окружающей среде… Несмотря на нежелание вашей супруги… — она будто вслепую лепила фразы, — статью небольшую у вас в газете… об озеленении… будущего стадиона… Я так придумала… заинтересовать молодежь государственными проблемами… экологией… А Дерюгина давно уже писала в стенгазете… Потом многотиражка тоже…
Через стол она протянула Вагранову заводскую, многотиражку, наклонилась, отыскивая заметку. Рука была — незнакомо, непривычно для Вагранова — без колец с маленькими бриллиантами, без браслета. Незнакомая тонкая рука.