Ему нежданно-негаданно захотелось, чтобы Ольга Владимировна обошла вокруг стола: рядом проще и удобней было бы им обоим рассматривать многотиражку… Сдавило виски, как бывает летом перед грозой… Погода меняется, что ли?
Он пожал плечами, сказал ровно:
— Вы умный человек, и, подумав, сами поймете, что для нашей огромной страны многое пока важней, чем экология… Вот передовая в номер, — он через стол пододвинул к Ольге гранки, — я писал. — Он не заметил, что сказал о своем авторстве с некоторой гордостью; в глубине души Андрей Степанович ценил свое умение владеть пером.
Неожиданно для себя Вагранов обрадовался тому, что лицо женщины снова засветилось. Хорошо это — он ведь сознательно похвалил ее, назвал умным человеком.
Она глядела ему в лицо странно значительно, будто собиралась спросить еще что-то для нее очень важное. Но не спросила, молча протянула ему руку. И снова, как в прошлый раз, пошла к двери своей странной походкой, легкой и напряженной, будто ступала по доске, перекинутой через пропасть.
Вагранов подошел к окну. Не сразу он узнал Ольгу внизу — она была в чем-то темном и бесформенном, во всяком случае, если смотреть сверху. В руке болталась авоська. Значит, оставляла в раздевалке. А сейчас поплетется в магазин. Он подумал: «поплетется», наверное, потому, что на улице походка Ольги показалась ему тяжелой, понурой. Вагранов даже недоумевал, почему час назад, когда Ольга Владимировна Пахомова вошла к нему в кабинет, он увидел в ней счастливого человека, человека, достигшего своей заветной цели? И невольно спросил себя: удалось ли ему хоть в какой-то степени приобщить Ольгу Владимировну Пахомову к своей привычке «поставить проблему на глобус»?
Шли дни. Озолов все более требовательно настаивал, чтобы главный экономист завода выехала в командировку на Север помочь Крупицыну разобраться в рекламациях. Ольга тянула с отъездом, ссылаясь на уважительные причины. Смутная, похожая на предчувствие беды неохота ехать укреплялась, становилась мотивированным нежеланием; Ольге казалось, что директор отстраняет ее от борьбы за укрепление демократических начал на производстве. Решила посоветоваться с Ваграновым.
— Может быть, лучше завтра утром? Андрей Степанович читает полосы. Да и день у него, знаете, сегодня был очень тяжелым, — сказал дежурный Оболенцев.
Повременив немного, она набрала прямой номер редактора.
Вагранов поднял трубку:
— Я занят!
Несмотря на резкий ответ, Ольга обрадовалась: «Другой сначала попытался бы выяснить, кто звонит. Но для Андрея Вагранова характерна полная поглощенность тем делом, которым он занят сейчас. Любой звонок в эти минуты, для него помеха».
Она давно заметила, что степень занятости определяет интонацию, с которой Андрей Степанович произносит свою фамилию. Иногда он произносит «Вагранов» чуть-чуть протяжно и так, словно приглашает к разговору. Почти так же, как если бы он сказал: «Пожалуйста, я вас слушаю». Но бывает у редактора другая интонация, когда он произносит свою фамилию как бы одним взмахом, отсекая возможность разговора.
Она вздрогнула от телефонного звонка. Оболенцев, как ей показалось, сухо сообщил:
— Сейчас Андрей Степанович освободился.
Стала торопливо набирать номер. Нет, занято. Снова занято. Наконец свободные гудки. Его голос. И, запинаясь, она сказала еле слышно:
— Андрей Степанович, здравствуйте, Пахомова. Я хотела посоветоваться с вами…
Больше ничего не успела сказать, машинально вскинула левую руку к щеке — будто реакция на пощечину. И трубку не в силах была положить; с ужасом, с отчаянием слушала его:
— Я думаю, что настала пора нам с вами объясниться.
— Да.
Чувствовала, что ее деревянные губы еле-еле слепили это «да». Вспомнила, что Черенцов часто говорит разным людям на заводе: «Нам с вами надо объясниться».
— Я очень уважаю экономистов, и тем более женщин. Вы, по-моему, должны понимать, что кроме вас в редакцию приходит много женщин разных профессий. И я не могу и не должен заниматься делами главного экономиста какого-то одного завода.
— Да… Забудьте то, что я женщина. Вас данный факт не касается. — Она попыталась произнести эти несколько слов безразлично. — Озолов, настаивает, чтобы главный экономист…
— Я разговариваю с вами только потому, что вы женщина. Если бы вы были мужчиной, я давно направил бы вас к моим заместителям. Я не занимаюсь вопросами экономики.
Ольга вспыхнула: