— А мне запретил, — проворчал Макс, наблюдая, как коллега прикосновением поджигает щепку.
— И ты знаешь, почему, — хмыкнул Ярослав и бросил горящую лучину в тёмный зев трубы.
— Ну тут-то можно?
— Можно. Только уйди, пожалуйста, куда-нибудь к водоёму.
Макс сердито фыркнул и отступил подальше от самовара, внутри которого начинало гудеть и потрескивать разгорающееся пламя. Струйка пахучего дыма потянулась следом за ним.
— Ну хорош! — Некрасов обиженно замахал руками, отгоняя дым.
— Я тут ни при чём, — с достоинством заявил Ярослав, забрасывая в огонь притащенные Афанасием шишки. — Не надо во всём подряд искать чью-то злую волю.
В полной душистого жара кухне бабушка расставила на столе жестянки с сушёными травами и теперь беспомощно щурилась на почти выцветшие надписи. Ира, встав на цыпочки, сняла с верхней полки буфета расписной заварочный чайник размером с небольшую кастрюлю, окатила его кипятком и, приобняв бабушку за плечи, деликатно оттеснила её в сторону.
— Ба, давай я. Чего положить надо?
— Спасибо, Иринушка… Липу и малину, и где-то у меня были апельсиновые корки…
— Может, любистока сыпануть? — промурлыкала Олька, проворно выкладывая на блюдо пирожки.
Бабушка сердито сдвинула брови.
— Ольга! Я тебе покажу любисток!
— Чего его показывать — вон под забором растёт… Да чего ты, ба, я ж шучу! — под строгим бабушкиным взглядом сестра стушевалась и состроила виноватую гримаску.
— Смотри мне, — грозно предупредила бабушка и тут же заулыбалась: — Максим, вам помочь?
— Не-а, я сам помогать пришёл, — Некрасов сунул нос в тесную кухню и счёл за благо остаться в коридоре. — Таскать, может, что-то надо?
— Пирожки, — решительно распорядилась Оля, протягивая ему блюдо. — Осторожно, тяжёлые!
— Есть в мире вещи и потяжелее, — изрёк Макс, взвешивая ношу на руках. — Например, бремя ответственности. Поберегись!
Афонька, не привыкший к такому обращению, проворно отскочил в сторону с его пути и сердито заворчал. Ира бросила в горстку чайных листьев ароматную апельсиновую корку, добавила на свой вкус малину и смородину и вставила ситечко в носик чайника. Не снадобье, но тоже почти колдовство.
— Ирка, хватит возиться, пошли! — поторопила её сестра.
Макс уже тащил к столу исходящий дымом самовар. Странно было видеть его здесь, под сенью старой яблони, у места, где раньше всегда садился папа. Единолично захватив в свои руки распоряжение чаепитием, Некрасов до краёв наполнял чашки и передавал их Оле одну за другой.
— Осторожно! — воскликнул он за миг до того, как Оля, ойкнув, выпустила из рук неудачно схваченное блюдце.
Сестра растерянно замерла и наверняка бы ошпарилась, не оттащи её Макс. Кипяток выплеснулся в траву; чашка вместе с блюдцем повисли в воздухе в десятке сантиметров от земли, а затем неспешно взмыли над столом и аккуратно спланировали прямиком под кран самовара.
— Ну что ж ты так, — Некрасов укоризненно потрепал Олю по плечу, прежде чем отпустить. — Несчастный случай на ровном месте… Зато видишь, как слаженно работает московский магконтроль? Я спас тебя, а Ярик — посуду.
Оля неуверенно хихикнула. Она, похоже, не прочь была ещё что-нибудь уронить, но чай ей больше не доверяли. Макс лично поставил перед собой последнюю чашку и довольно потёр руки.
— Не вижу причин дольше оттягивать приятный миг! — провозгласил он, первым усаживаясь за стол. — А с мясом пироги имеются?
Всё это казалось настолько же умиротворяющим, насколько невероятным. Словно бы не было треволнений последних дней; словно бы Макс не стоял у постели раненного Андрея, а Ярослав не торговался с тенью за Ирину жизнь. Будто мимолётный сон среди беспросветного мрака, слишком сладостный, чтобы быть правдой. Кажется, одна только Оля не понимала, что иллюзия всеобщей беззаботности хрупка, как первый предзимний лёд. Бабушка нет-нет да поглядывала тревожно в Ирину сторону; волновалась, наверное, что внучка пропустит приём снадобья или ни с того ни с сего начнёт мёрзнуть посреди жаркого дня.
— Как ты их двигаешь? — Макс сосредоточенно сощурился на стоявшую перед ним полупустую чашку. — Через стандартное построение Симонова?
— Нет, но через него тоже можно, если предмет небольшой, — любезно отозвался Ярослав. — Нужно включить вторую компоненту, потому что появляется передаточная среда…
— И сил побольше вбухать, — радостно перебил Некрасов, простирая ладони над чашкой. — Только не арестовывай меня, пожалуйста, я ж забавы ради. Ну, милая, давай!
Глядя на его покрасневшее от усердия лицо, Ира невольно засмеялась. Макс по-всякому менял положение пальцев, кусал губы, цветисто ругался на чашку или увещевал её, словно живую; всё тщетно, хоть Оля и уверяла со всей горячностью, что видела, как донышко чуть-чуть приподнялось над блюдцем. Бабушка наблюдала за экспериментами с опаской — должно быть, переживала за сервиз.
— О-о-о! — торжествующе завопил Макс. Чашка медленно, словно нехотя, взлетела над блюдцем и повисла, опасно кренясь то на одну, то на другую сторону. — Видали? Ну всё, вернусь в Москву — буду требовать внеочередную аттестацию!
Оля восторженно ахнула, а Ира отвернулась, пряча улыбку, и ненароком встретилась взглядом с Зарецким. Он лукаво усмехнулся и едва заметно шевельнул пальцами; Максова чашка рухнула обратно на блюдце, слегка обрызгав озадаченного чародея остывшим чаем. Оля, охая, помчалась к нему с полотенцем; Некрасов заботу охотно принял, внимательно оглядел чашку и обиженно воззрился на коллегу.
— Ну ты и зараза, — вздохнул он.
— К чему это ты? — Ярослав невинно пожал плечами. — Чайку налей, пожалуйста.
— Сам наливай, раз умный такой, — отмахнулся Макс, демонстративно отодвигаясь от самовара. — Пирожки выше всяких похвал! Особенно с черникой.
— Это наша, местная, — похвалилась Оля. — Я вчера собирала!
— Шедевр, — Некрасов цапнул с блюда лиловый от сока пирожок. — Ир, а ты ягодной охотой не увлекаешься? Я тут ежевичники разведал, между прочим.
— Ой, нет, — Ира встрепенулась и смущённо уставилась в свою чашку. — Я в лес давно уже не ходила.
— Боится, — бесцеремонно объявила Олька. — Заблудилась как-то в детстве, с тех пор даже близко не подходит. Полчаса погуляла, а слёз было!
— Не полчаса, — возразила Ира, бросив на сестру укоризненный взгляд.
— А сколько? Час?
— Полдня где-то, — она поёжилась от неприятных воспоминаний. — Если бы парнишка местный дорогу не показал, так бы там и осталась…
— Да ты всё навыдумывала от страха, — сестра обняла её за плечи и слегка встряхнула. Ира деликатно высвободилась. — У нас лес-то — за час насквозь пройти можно…
— Неправда, — вступился Макс. — Там на карте такое пятнище огромное — ужас. Ириш, если боишься, то лучше и правда не соваться.
— Да не боюсь я, — пробормотала Ира. К щекам прилила кровь: в самом деле, стыдно ведь на третьем десятке пугаться лесных чащ. — Просто… не очень люблю.
— Ну всё, хватит мне сестрёнку смущать, — покровительственно заявила Оля, словно не она завела весь этот разговор. — Макс, хочешь — завтра с утра можно за черникой сходить.
— Завтра с утра я занят, — с важным видом сообщил Макс и выразительно покосился на Зарецкого. Ярослав словно бы и не заметил; рассеянно глядя в чашку, он размешивал сахар в крепком чае, будто в мире не было занятия важнее. — Но, если вдруг выживу, можем днём прогуляться…
Вечером, сидя у кухонного стола и досуха вытирая свежевымытые тарелки, Оля едва дождалась, пока бабушка уйдёт за чем-то в комнату, чтобы выпалить:
— Ирка, признавайся: что у тебя с Максом?
Ира смыла с блюдца пахнущую лимоном пену и взялась за следующее.
— Сама не знаю, Оль, — вздохнула она. — Он такой… Не может не нравиться. Но мне сейчас немножко не до того.