— Никто не хочет, — буркнул Зарецкий и надолго замолчал.
Щукин уже благополучно дрых, хоть и оставил в кухне свет для беспокойных постояльцев. Натерпевшийся Макс выхлестал залпом целую кружку пахнущей железом кипячёной воды, соорудил себе колоссальный бутерброд и, плюхнувшись на трёхногую табуретку, заявил:
— Всё, с меня на сегодня хватит. Увлекательные лекции, пожалуйста, завтра. На первое место в очереди в душ не претендую.
Он демонстративно взмахнул бутербродом. Зарецкий пожал плечами и отправился в комнату за полотенцем. А не отложить ли вовсе водные процедуры на утро? До душа бежать по холодку через весь двор, потом умолять высшие силы, чтобы вода в бочке за день достаточно нагрелась и ещё не успела остыть, и трястись, как бы она там не кончилась, оставив незадачливого постояльца в мыле — тоже, кстати сказать, пахнущем отнюдь не прованской лавандой… Некрасов тяжко вздохнул. На модернизацию местной сантехники он охотно пожертвовал бы свои кровные, но дед, как назло, жаловался только на проводку и заросший сад. С первым Ярик как-то умудрился справиться: розетки в доме ожили и перестали опасно искрить. Со вторым не сладил бы сам дьявол. Каждый раз, берясь за косу, Макс тоскливо предлагал выжечь участок к чёртовой бабушке, а не в меру плодородную почву засыпать солью; Ярик в ответ пугал его седьмой статьёй и ехидно предлагал вместо трудов наведаться к соседям на пирожки. Щукин за всем этим наблюдал с исследовательским интересом, но вмешиваться не спешил.
— Какой у нас план на за-а-автра? — Макс широко зевнул и нехотя встал, завидев в дверях вернувшегося коллегу.
Ярик на миг замер, потом решительно тряхнул мокрой гривой.
— Утром подумаю. Брысь мыться.
Некрасов запихнул в рот остатки бутерброда и побрёл на водные процедуры. Когда он, порядком продрогший и относительно чистый, рысцой примчался обратно в дом, там уже царила сонная тишина. Вопреки обыкновению, Зарецкий не сидел за ноутбуком или книгой; оставив включённым верхний свет, он бессовестно спал.
— И тебе спокойной ночи, — ворчливо пробормотал Макс, щёлкая выключателем. — Смотри, расскажу шефу, что ты тоже умеешь уставать.
Ярик остался безразличен к этому заявлению. Некрасов забрался под упоительно тёплое одеяло и, подумав, отключил будильник. Указаний рано вставать ему не поступало, а значит, можно и поспать в своё удовольствие. В конце концов, он сегодня пострадал, хоть голова и оказалась неожиданно крепкой.
XLVII. Малохожие тропы
— Ну вот, молодчина, — Олька победно улыбнулась, оглядев сестру, экипированную по всем правилам безопасности. — А то сколько можно-то? Взрослая уже девка, а всё боишься!
Последнюю фразу она, как пить дать, подхватила у бабушки, вплоть до интонаций. Ира украдкой ощупала в кармане пузырёк со снадобьем. Ба дала добро на поход по ягоды только при условии, что старшая внучка на всякий случай прихватит с собой укрепляющее; Олька об этом, само собой, не знала. Держа на обоих локтях по паре огромных плетёных корзин, сестрица не без труда протиснулась через входную дверь и бодро зашагала к калитке. Бабушка помахала внучкам из огорода.
— К восьми домой, девоньки! — напомнила она.
— Да, баб, само собой! — звонко откликнулась Оля. С таким голоском в лесу не потеряешься — отовсюду слышно будет.
— Мы зря вечером идём, — заметила Ира, проводив взглядом промчавшуюся мимо пыльную стайку детворы. — Уже всё собрали, наверное.
— Да ты что! Тут хоть всю жизнь собирай — не кончится, — гордо сообщила сестра и лукаво усмехнулась: — Не переживай, на пироги хватит. Хорошо постараешься — ещё до конца года Некрасовой станешь.
— Олька! Ты достала!
— А что? Как есть, так и говорю!
Ира утомлённо закатила глаза. Если сестрица так и продолжит её злить, бояться леса будет попросту некогда. На лавочке у забора тридцать восьмого дома грелся на солнышке Семён Васильевич; заслышав шаги, он приоткрыл один глаз, проследил за сёстрами до околицы и снова задремал. Шишковатые пальцы ревниво накрыли висевший на шее Щукина яркий чехол с телефоном.
— Вот ведь жуткий тип, — нимало не смущаясь, заявила Оля. — Вроде и ничего, а иногда как зыркнет, так и не знаешь, что думать.
Ира пожала плечами. Щукин и впрямь не выглядит приятным, но магконтроль против него ничего не имеет. Оля ещё разок на него оглянулась и выбросила из головы, переключившись на дифирамбы местным ягодникам. К лесу они свернули метрах в трёхстах от деревни, там, где начиналась неприметная тропинка через луг — малохожая, в отличие от той, что начиналась прямо у околицы.
— Олька, подожди! — Ира замерла, встревоженно хлопая себя по карманам. — Я телефон дома оставила!
— Я тоже, — легкомысленно отозвалась сестра. — Потеряется ещё.
— Так нельзя! А вдруг заблудимся?
— Ты опять за своё? — Олька страдальчески закатила глаза. — Не заблудимся. Я этот лес знаю, как свои пять пальцев. Не отставай, и всё хорошо будет.
— Оль…
— Ну что? Ещё полчаса туда-сюда ходить будем? — сестра раздражённо потянула Иру за руку. — Пошли! Там плутать-то негде…
Залитая солнцем лесная опушка и впрямь не выглядела опасной. Ира глубоко вдохнула, успокаивая себя; в крайнем случае она всегда сумеет позвать на помощь. Оля всучила ей две корзины и принялась поучать, тыкая пальцем то в низкорослые ободранные черничники, то в колючие кусты не то малины, не то ежевики.
— Я помню, как выглядят съедобные ягоды, — проворчала Ира.
— Вот и молодец, — Оля снисходительно похлопала её по плечу. — Не отставай, помнишь?
— Помню-помню…
До потайных Олькиных ягодников идти пришлось прилично. Обведя широким жестом усыпанную тёмно-синими бусинками поляну, сестра лучезарно улыбнулась и тут же, усевшись на корточки, принялась проворно обрывать чернику с коротких стебельков.
— Оглянуться не успеешь, как полные корзины наберём, — сообщила сестра, не отрываясь от своего занятия. — Давай, чего стоишь?
Действительно, чего? Ира устроила корзину в мягкой траве и потянулась к ягодам. За Олькой приходилось приглядывать: увлечённая занятием сестрица норовила уползти куда-нибудь из поля зрения, уверяя, что она на минутку и всё равно тут рядом. Пальцы быстро окрасились лиловым соком; корзина и впрямь наполнялась стремительно. Может, правда получится управиться за часик-полтора и вернуться домой до темноты. Дни летом длинные, хотя уже и пошли на спад после солнцестояния…
— Оля! Ты где? — в очередной раз окликнула Ира, не без труда разгибая колени. К таким интенсивным физическим упражнениям она не привыкла.
— Здесь, — отозвалась из-за развесистых кустов невидимая Олька. — Ползи сюда, тут прямо красота!
Ира подхватила корзины и пошла на зов. Срезая приличный крюк по ягодным полянам, она кое-как перелезла через давным-давно упавшее замшелое дерево; джинсы безнадёжно вымазались во влажной грязи. Дождей давно не было, но здесь, под сплошным зелёным пологом, и без них сыро и прохладно. Ира поставила корзины наземь и предприняла бесплодную попытку отряхнуть штаны, но лишь ещё больше размазала комки жирной земли, полусгнившей коры и спутанных мшистых волосинок.
— Стирать придётся, — буркнула она себе под нос.
Корзины вдруг сами по себе лениво качнулись. Где-то невдалеке загудело; земля задрожала, словно рядом, совсем близко к поверхности, промчался на всех парах поезд метро. Ира испуганно огляделась.
— Оль! Это чего было? — спросила она, стараясь не кричать слишком громко.
— Фиг знает. Может, лес валят, — жизнерадостно отозвалась сестра. Голос звучал левее и дальше, чем было в прошлый раз. — Ты идёшь или нет?
— Иду, иду, — Ира подхватила корзины и, чуть скорректировав курс, вновь двинулась к сестре.
Возле толстой старой берёзы снова пришлось остановиться, чтобы завязать шнурок. Олька прекратила шумно возиться; наверное, наткнулась на новый обильный черничник и кропотливо обрывала по одной налитые соком ягоды. Ира двинулась в сторону приметного куста с красноватыми ветками, ещё раз огляделась и поняла, что совершенно не соображает, где стояла пару минут назад. Поваленное бревно скрылось за густыми зарослями, берёза тоже куда-то делась. Вдоль позвоночника волной прокатился жар и тут же следом за ним — холод. Ира прикрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула. Спокойно. Сестра тут, за кустами, сгребает в корзину лесные дары…