— Оль, — окликнула она, озираясь в поисках тёмной сестриной толстовки. Нашла в чём тащиться в лес! — Ты где? Я тебя не вижу.
Ей никто не ответил. Слабенький сквозняк вяло качал низкие ветви; косые лучи солнца едва пробивались сквозь густые древесные кроны. Ира, повысив голос, повторила зов. Её жалобное «ау» растворилось в чаще, перебитое птичьим пением и шумом листвы.
— Спокойно, — громко сказала она вслух. — Спокойно. Всё хорошо.
Как же, хорошо… Что случилось с Олей? Только что отвечала вполне отчётливо, и вот в паре шагов перестала отзываться. Потеряла сознание? От чего? Или, может, они здесь не одни?.. А она только что вопила на весь лес, как последняя дура! Ира поспешила убраться с полянки и, лишь отбежав куда глаза глядят на пару десятков шагов, сообразила, какую глупость сделала. Как теперь понять, откуда она пришла? Где деревня?
— Всё хорошо, — прошептала она сама себе и торопливо потянула из-под воротника тонкую цепочку. Пусть лучше Ярослав её потом отчитает за паникёрство, чем… чем случится что-то плохое. Ира зажмурилась и до боли в костяшках пальцев сжала крохотный кулон.
Ничего не произошло.
Прозрачная синяя капелька осталась прохладной. Может, не сработала повреждённая магия, а может, Зарецкий попросту слишком занят. Ира закусила губу, чтобы не захныкать от страха и жалости к себе. Помощи нет, телефон остался дома, а с Олей что-то случилось… Дрожа всем телом, Ира поставила тяжёлые корзины на землю и подобрала крепкий сук; не ахти, но внушает хоть какое-то спокойствие.
— Кто здесь? — собственный голос показался ей не громче комариного писка. — Оля! Ау!
Чаща отвечала безмолвием. Ира огляделась, пытаясь отыскать хоть какие-то ориентиры. Развесистый куст с блестящими листьями и гроздьями мелких белых цветов попросту невозможно было не заметить, но Ира могла бы поклясться, что прежде его не видела. Что советуют спасатели: выбираться или стоять на месте? Развести костёр или залезть на дерево? Стараясь не упускать из виду приметный куст, Ира обошла, сколько хватило храбрости, несколько смежных полянок, покрытых нетронутыми черничными зарослями. Ни примятой травы, ни брошенной корзинки, ни малейшего движения среди листвы. Лес смолк и замер, незнакомый, однообразный, враждебный. Словно… внутри морока.
Ира обхватила себя за плечи, пытаясь унять дрожь. От холода или от страха — поди разбери. Оставаться на месте невыносимо; куда-то идти — бесполезно или, может, даже опасно, но так хотя бы по чуть-чуть отступает напавшая на неё оторопь. Судорожно сжимая в руках свою хлипкую дубинку, Ира побрела навстречу сквозящему сквозь лесной полог солнцу.
Всё это — ночной кошмар, то ли сбывшийся наяву, то ли порождённый недобрыми чарами. Меж деревьями торчали из земли, целясь в почти невидимое небо, высокие заострённые шесты; слабый ветерок вяло трепал привязанные к их вершинам длинные цветные ленты, поблекшие от времени и влаги. Ира их помнила. Выгнутые, похожие на кости чудовищной рыбины жерди надёжно врезались ей в память почти двадцать лет тому назад. Тогда, в детстве, непонятная ограда почему-то напугала её едва ли не больше, чем тёмная лесная чаща. Бояться глупо; в конце концов, это след присутствия человека, а значит, люди сюда время от времени забредают. Она ведь встретила здесь тогда хмурого незнакомого парнишку, безошибочно указавшего в сторону Ягодного. Олька права: местные знают эти леса как свои пять пальцев…
Олька! Нужно срочно выбираться к цивилизации и звать на помощь. Наверное, идти вдоль натыканных через каждые два-три метра столбов нет смысла: если это граница чьих-то владений, то лучше всего направиться внутрь них. Пусть собственники потом возмущаются на здоровье, лишь бы дали позвонить и, наверное, выпить воды, потому что в горле сухо, как в пустыне. Нарочито глубоко дыша, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, Ира торопливо зашагала вперёд.
Светлело. Должно быть, лес сильно поредел; сейчас никак не меньше семи, а то и восьми вечера, солнцу уже положено клониться к горизонту. Ира всматривалась в стволы деревьев в надежде разглядеть цветную разметку, которой близ Ягодного выделяли любую хожую тропку; пятен краски видно не было, зато кое-где попадались насечки, складывающиеся в грубые непонятные рисунки. Ира миновала мутноватый ручей; пить хотелось, и сильно, но мало ли, что там, в некипячёной воде…
Меж деревьев проглянула залитая солнцем луговина, и тут Ире улыбнулась удача. Вдоль кромки леса, заложив руки за спину, неспешно брёл куда-то Семён Васильевич. Несмотря на жару, он вырядился в какой-то жуткий дублёный тулуп; странноватый дед, но как же хорошо, что он тут! Ира перевела дух и из последних сил побежала ему наперерез.
— Семён Васильевич! — крикнула она издалека, размахивая руками. — Семён Васильевич! У вас телефон с собой?
Щукин вздрогнул, сложил из пальцев какую-то замысловатую фигуру и смерил Иру хмурым взглядом. Из-под тулупа выглядывала замызганная рубашка грубого кроя, расшитая вдоль ворота выцветшими нитками. Чехол с телефоном куда-то делся; не дома же Семён Васильевич его оставил?
— Мне нужно позвонить… — Ира замялась, определяясь, куда в первую очередь. — Понимаете, мы с Олей разминулись в лесу, я её не нашла… Там что-то случилось… У вас есть номер Максима? Или нет, лучше Ярослава…
Семён Васильевич, слушая сбивчивые объяснения, молча сверлил её подозрительным взглядом из-под кустистых бровей. Потом, когда она выдохлась, проскрежетал:
— Кто такая?
Ира слегка опешила. Похоже, на старости лет соседа начала подводить память. Что ж, бывает…
— Ирина я, Антонины Михайловны Леднёвой внучка, — стараясь не допускать в голос раздражение, напомнила она. — Покажите хоть, где тут жильё ближайшее… Мне телефон нужен, понимаете?
Щукин то ли туго слышал, то ли туго соображал. Ирино терпение было на исходе, когда он наконец соизволил приглашающе махнуть рукой:
— Пошли. Сведу до деревни.
— Спасибо, — выдохнула Ира.
Кому всё-таки звонить прежде всего: спасателям, полиции или бабушке?.. Нет, бабушке, пожалуй, не стоит: распереживается, а в её возрасте это не полезно. Жаль, номеров коллег Ира запомнить не удосужилась, но кто же знал! Она ещё раз попытала счастья, обеими руками вцепившись в подвеску, и снова не получила никакого результата. Да на что он годен, такой сигнал тревоги?!
Передвигался Щукин на удивление быстро. Ира ожидала, что он будет еле-еле ковылять, особенно через заросшую травой луговину, но сосед ловко нашёл удобную тропку и зашагал так, что поспеть за ним на гудящих от усталости ногах оказалось непросто. Они шли целую вечность, хотя на самом деле, наверное, не больше двадцати минут. Тёмная громада посреди лугов оказалась устрашающего вида частоколом, чёрт знает зачем выстроенным вокруг сгрудившихся вдоль единственной улицы низеньких домиков. Грязная, продавленная узкими колеями дорога, кособокие заборы, бревенчатые фасады с крохотными мутными окошками — всё напоминало не слишком достоверные декорации к историческому фильму. Ира не увидела здесь ни одной машины; всё казалось каким-то кустарным, из подручных средств собранным, и она всерьёз забеспокоилась, найдётся ли у кого-нибудь из местных работающий телефон.
— Как называется деревня? — спросила она почти спокойно.
Щукин обернулся к ней, задумался на пару мгновений и нехотя процедил:
— Вихорские Выселки.
Ира запомнила. Ей в любом случае придётся объяснять, откуда она звонит. Провожатый миновал несколько дворов; кое-где из-за заборов любопытно выглядывали люди, не слишком высокие ростом, неприветливые, молчаливые. С Ирой никто не заговаривал. Щукин уверенно свернул к большому дому, обнесённому относительно приличной оградой, и остановился посреди двора.
— Тут стой, — не слишком вежливо распорядился он. — Не ходи никуда.
— Ладно, — Ира проглотила рвущееся наружу недовольство. Пусть распоряжается, лишь бы раздобыл уже чёртов телефон!