Внизу царила темнота. Ира потянула на себя наглухо закрытую дверь в большую комнату, служившую для обедов и отделённую от входа в дом тесными сенями, и зажмурилась от неожиданного света. Не яркого, нет; большие лучины по углам давно потушены, горит лишь одна — в маленьком светце посреди пустого стола. У огня — двое, разговор их не громче случайного шороха. Неровный свет пламени очерчивает хмурое старостино лицо. Прости, хозяин, гостье сейчас нужнее…
— Яр, — тихо окликнула Ира, в последний миг нашарив в памяти правильное имя. — Можно… на пару слов?
Он обернулся, коротко кивнул ей.
— Извини, Младан, — высокая тень бесшумно поднялась над светцом, заслонив огонёк. — Днём договорим.
— Уж договорим, — усмехнулся староста. Он не тронулся с места; просто смотрел на Иру — по-доброму и даже, кажется, с сочувствием.
Ночная прохлада вновь дохнула в лицо. В очерченной резными столбами крыльца узкой рамке виднелся клочок пустынного двора; зрелище вдруг напомнило о другом доме, и о другом дворе, и о несбыточной надежде — на то, что теперь всё наладится. Не наладилось. Обидно до дурацких, стыдных слёз.
— Кошмар приснился? — тихо спросил Зарецкий, прикрыв за собой дверь. — Только не ври больше, пожалуйста.
Ира понуро дёрнула головой. Обернулась, привалилась спиной к столбику, днём разукрашенному во все цвета радуги, а сейчас бессмысленно-серому. Резные цветы отрезвляюще впились сквозь платье в кожу между лопатками. Она знала, что сейчас будет, и, что уж там, ждала с нетерпением, когда ласковое тепло прогонит поселившийся в жилах липкий холод. Этот сорт целительской магии у всех вызывает привыкание или у неё персональные сложности?
— Давно началось?
Ира кивнула, чувствуя себя проштрафившейся школьницей. Всё равно что признаваться врачу в запущенной болезни, ожидая заслуженного упрёка в легкомыслии. Зарецкий долго молчал; ночь грохотала стрёкотом сверчков, за частоколом что-то тоскливо выло на одной ноте — не то нежить, не то какое-нибудь дикое зверьё. Боль неохотно рассеивалась, обнажая тревогу, над которой волшба была не властна.
— А что именно снится? — осторожно, словно опасаясь, что она не ответит, спросил Ярослав.
— По-разному, — поспешно отозвалась Ира, втайне радуясь, что не получила выволочку. Наверное, у неё слишком несчастный вид. — Коридоры, или лес, или просто улицы… Иногда кто-нибудь зовёт. Как тогда. Я не отвечаю…
— Понятно, — в голосе Зарецкого явственно послышалось облегчение.
— Всё не так плохо?
— Бывает похуже, — он сдержанно усмехнулся и убрал руки от её висков; сквозняк тут же неприятно лизнул разгорячённую кожу. — Мне в своё время снилось, как тень убивает жертву.
Ира сдавленно охнула. Это, должно быть, очень больно, много хуже, чем просто разыгравшаяся мигрень. Зарецкий, кажется, удивился её реакции; не ожидал, что она поймёт?
— Пойдём, сядешь, — он кивнул в сторону застеленной плетёными ковриками завалинки. Дельное предложение. — Попробую утром договориться, чтобы тебе предоставили в распоряжение кухню. Сможешь сама сделать укрепляющее?
— Лучше не надо. Здесь не любят ведьм, — сумрачно отозвалась Ира. — Потерплю как-нибудь… Это всего лишь сны.
Она вытянула ноги и расправила юбку, на которую пустили чересчур много ткани. Ярко-зелёные складки распластались по пыльной земле. Сюда, в укромный уголок, спрятанный за высоким крыльцом, ветер не задувал, но всё равно было зябко.
— Почему, кстати, не любят? — тоскливо спросила Ира. — Не может быть, чтобы здесь все ведьмы поголовно вредили людям.
— Не может, — согласился Ярослав. Он рассеянно смотрел куда-то в звёздное небо. — Видишь ли, в этих краях в какой-то момент радикально сменилась власть. Не очень давно, лет восемьдесят как. Местное… так сказать, сообщество слишком ретиво сопротивлялось завоевателям, чтобы избежать репрессий. Наша третья статья — детский лепет по сравнению с тем, что здесь устроили.
— Но что-то же осталось, — пробормотала Ира. — Иначе нежить бы всех тут сожрала…
— Конечно, осталось. Одарённые сами по себе никуда не делись, — Зарецкий говорил тихо, словно опасался, что услышит кто-нибудь лишний. — Только теперь всё под строгим контролем духовной власти. Законопослушным дозволяют освоить самые элементарные приёмы, берут импровизированную клятву и отпускают бродить по городам и весям. Это называется «ас-скал» — или «сокол», на местный лад.
— Ага, — Ира сосредоточенно наморщила лоб. Ещё кусочек головоломки встал на место. Другое дело, что кусочек — не больше песчинки, а головоломка размером с целую вселенную. — А всех, кто не захотел, публично казнят на площадях.
— Примерно так.
Он вновь замолчал. Неужели и впрямь чувствует себя виноватым? Кому тут стыдиться, так это ей.
— Ты хорошо держишься, — вдруг сказал Зарецкий, по-прежнему не глядя на неё. — Я думал, будет хуже.
— Это всё тень, — Ира высказала догадку, в которой за прошедшее время утвердилась сама. — Я из-за неё как-то странно всё чувствую. Как будто это не со мной, а с кем-то, а я только со стороны смотрю…
Ярослав не ответил. Плохое, должно быть, оправдание в свете их памятного разговора — если можно назвать это разговором. Ира виновато вздохнула.
— Злишься, да?
Он удивлённо взглянул на неё.
— Злиться непрофессионально.
То есть, наверное, что-то вроде «Да, злюсь, но продолжу с тобой возиться, потому что иначе сработает какая-нибудь страшная клятва». Интересно, когда он их давал, задумывался всерьёз, на что себя обрекает? Никто в здравом уме не клянётся в том, чего не в состоянии исполнить…
— Эта полудница, — Ира нервно облизнула губы. Вопрос подспудно волновал её уже пару дней, только вот задать не было случая. — Она же… ну… не успела… с проклятием?
— Чего там успевать? — спокойно, почти небрежно сказал Зарецкий.
Вялый ветерок вдруг пробрал до костей.
— Что теперь делать? — севшим голосом спросила Ира.
— Что и всегда — жить дальше, — Ярослав пожал плечами, будто речь шла о какой-нибудь ерунде. — Проклятие — это всего лишь вероятностные чары, хоть и весьма вредоносные.
— А снять его можно?
— Есть способы. Но смысла особо нет.
Потому что проклятие криво наложено? Потому что оно не подействует? Или… Этот последний вариант лучше не обдумывать всерьёз. Ира закусила губу. Ей, в общем-то, плевать, что будет с Зарецким. Выбраться бы отсюда, а дальше — всё равно. В конце концов, он не похож на безвинную жертву обстоятельств; вовсе даже наоборот: сколько Ира его знала, он безжалостно гнул обстоятельства под свои нужды, не считаясь ни с чужими желаниями, ни с коварными вероятностями, ни со строгими законами сообщества. Выкрутится как-нибудь и на этот раз. А если и нет — ей какое дело?..
— Я так не думаю, — тихо сказала Ира.
Ей стало неуютно под его пристальным взглядом. Бедные нелегалы, как они вообще после интервью с этим человеком находят в себе силы сдавать аттестационные экзамены? Никакой дар ему не нужен, чтобы собеседник стушевался и побежал на задних лапках исполнять, что велено…
— Там видно будет.
Это было настолько не в духе Зарецкого, что Ира ни на миг не усомнилась в его неискренности. Он, безусловно, знает больше, чем говорит, и наверняка просчитал наперёд развитие событий, даже не один вариант. И ни один из этих вариантов ему не нравится. Можно легко предположить, почему: в худших раскладах Георгий Иванович и его подельники добиваются своего, в лучших дело кончается застенками безопасности. Да что уж там — застенками; за применение без санкции классической-то магии с определённой категории полагается казнь, а тут…