Юнг неоднократно отмечал, что Христос не просто символ целостности; как психический феномен он является целостностью. Хотя все здесь зависит от конкретного понимания того, что такое целостность, вышеприведенное утверждение Юнга прибавляет не очень много к тому, что нам уже известно о Христе. Мы уже давно ведаем, что человек — это целостность, а поэтому не может не обладать этим же качеством такое его глобальное творение, как боги. Иначе просто не могло быть. Придание им целостности неопределенным множеством людей произошло бессознательно, и соответствующие процессы и механизмы можно сравнить с наделением божеств любыми другими особо значимыми чертами, например бессмертием.
Христос адаптировался к символам, смыслам и образам, которые существовали до него. Вместе с тем он же создал новые символы, смыслы и образы. Они представляют собой виртуальное бытие этого солнечного бога в человеческом поле. Он не является истоком вселенной, но вседержителем мира в психологическом и духовном смысле; он рожден, но непорочен, поскольку зачат непорочно; он страдал, и сам этот факт выделяет человеческую часть его природы. Его вечность относительна, потому что он рожден, а не предшествует космосу, природе и человеку и не творит их. Он поэтому скорее не вечен, а бессмертен, а это присуще только божествам.
Все названные особенности не способны поколебать возможность существования Христа в качестве «царствия небесного внутри нас». Это, собственно, и есть вера в него, а он предстает в качестве виртуальной реальности, но, кроме того, это царствие может выступать в качестве регулятора мировосприятия и собственного поведения.
В начале нового времени Христос выступал живым воплощением Бога, и это чрезвычайно активно способствовало его популяризации. Для людей того времени было психологически очень важно увидеть и услышать живого Бога — сына Бога, точнее — увидеть и услышать тех, кто якобы видел и слышал его, кто был убежден в том, что в той или иной форме общался с Богом. Последний из заоблачного и невидимого небожителя и недоступного судьи превращался в близкого и понятного сына человеческого. Иными словами, речь идет о восприятии мифологического духовного образа. Именно этим психологическим путем Христос в христианстве заслонил Яхве. Но сначала спаситель, опираясь на свою харизму, на свое умение убеждать, смог доказать, что он, и только он, знает отца и выполняет его волю, а вера в него открывает путь к Богу.
В Апокалипсисе Христос не мог не заменить Яхве, поскольку только всемогущий повелитель способен защитить своих людей, само осознание того, что новый Бог — божественный сын равен своему отцу, придавало ему приверженцам новые силы. Я хочу сказать, что это не мог быть просто мессия, это должен быть вседержитель, равный творцу. Он обязан был соответствовать такой модели: «Что сотворил Мне величие Сильный, и свято имя Его; милость Его в роды родов к боящимся Его; явил силу мышцы Своей; рассеял надменных помышлениями сердца их; Низложил сильных с престолов, и вознес смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем; Воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость» (Лк., 1:49–54).
Представление о Христе подвержено некоторым изменениям, каждая значительная эпоха старалась внести в его образ свое чувствование себя, своего места в мире и отношение мира к себе. При всем этом оставались незыблемыми его канонические черты, запечатленные не только в священных текстах, — но и в церковных ритуалах богословия и культуре, в частности в изобразительном искусстве. Понятно, что и интерпретации упомянутых текстов могут быть самыми разными, да и апокрифические книги продолжают привлекать к себе внимание. Всегда было очень велико желание идентифицировать Христа с первочеловеком — с первоначальным Адамом, но только до его грехопадения. На уровне религиозного сознания здесь проявлялась вера в существование от века сына Бога и самого, поэтому, Бога как носителя идеальных человеческих качеств неземного, естественно, происхождения.
Рассматриваемое положение чрезвычайно важно: людям совершенно необходим моральный и духовный эталон; он должен находиться в сознании с тем, чтобы каждый значимый раз или, возможно, реже личность могла бы свериться с ним. Таким образом, мы с неизбежностью приходим к выводу, что важность фигуры Христа определяется двумя его главными виртуальными функциями: морально-духовного эталона и надежды на загробную жизнь. Поэтому искажение его исходного канонического образа, совершение им жестоких или иных недостойных поступков (описанных, например, в Откровении Иоанна) неспособны подорвать веру в него. Массовым сознанием (я уже не говорю о церкви) оно уже просто не принимается во внимание.