ют
наподобие тлеющих углей38. Антрациты
рассматривались, в свою очередь, как
"угасшие" угли. Эти ассоциации
объясняют схожесть алхимических
обозначений золота, сурьмы и граната.
Золото , наиболее важное "философское"
вещество после ртути, имеет общий знак
с тем, что известно как "regulus" или
"бутонная" сурьма39, и что на
протяжении двух десятилетий, предшествующих
написанию Signatura rerum (1622), откуда взяты
наши цитаты, пользовалось особенной
известностью в качестве нового
превращающего вещества40 и панацеи41.
"Триумфальная Колесница Сурьмы"
Василия Валентина была опубликована
где-то в первом десятилетии семнадцатого
века (первое издание, вероятно, в 1611
году) и вскоре снискала широчайший
отклик42. Знак для граната – (круг, на
вершине которого крест), а (круг разделенный
через центр прямой) обозначает соль.
Крест с маленьким кружком обозначает
медь (слово copper - медь происходит от
"Cyprian", Венера -?). Лекарственная
кислота винного камня обозначается
(как и знак Венеры, только круг разделенн
крестом), а водородно-калиевый тартар
(винный камень) имеет знаки (круг
разделенный через центр горизонтальной
прямой, а так же квадратом опирающимся
на крест). 13 Винный камень (тартар)
осаждается на дне сосуда, что на языке
алхимиков означает: в преисподней,
Тартаре44. 538 Я не стану пытаться истолковать
здесь символику Бёме, но лишь укажу на
то, что на нашем рисунке молния, бьющая
во тьму и "твердыню", вырвала
rotundum из темной massa confu-sa и зажгла в нем
свет. Вне всякого сомнения, темный камень
обозначает черноту, т.е. бессознательное,
тогда как море и небо, а также верхняя
часть женской фигу.ры указывают на сферу
сознания. Мы можем с уверенностью
предположить, что символ Бёме отсылает
к сходной ситуации. Молния избавила
сферическую фигуру от скалы и стала
причиной своего рода освобождения. Но
как только волшебник был заменен молнией,
пациентка была замещена сферой.
Бессознательное, таким образом,
преподнесло ей идеи, показывающие, что
она стала мыслить без помощи сознания
и что это радикально изменило первоначальную
ситуацию. К этому результату ее снова-таки
привело неумение рисовать. До того как
она пришла к этому решению, она предприняла
две попытки изобразить акт освобождения
при помощи человеческих фигур. Это
однако не привело к успеху, поскольку
женщина упустила из вида тот факт, что
уже первоначальная ситуация, ее заключение
в скале, носила иррациональный и
символический характер и, следовательно,
не могла быть разрешена рациональным
образом. Это должно было быть сделано
при помощи столь же иррационального
процесса. Вот почему я посоветовал ей,
коль скоро ее попытки изобразить
человеческие фигуры не увенчались
успехом, использовать нечто вроде
иероглифа. Тогда ее внезапно осенила
мысль о том, что в качестве символа,
подходящего для индивидуального
человеческого существа, может быть
использована сфера. То, что эта идея
была удачной (Ein-fall), подтверждает тот
факт, что эту типификацию выдумал не ее
сознающий разум, но бессознательное,
ибо Einfall "осенил" ее сам собой.
Следует заметить, что она представила
в виде сферы только себя, а не меня. Я
представлен лишь молнией, чисто
функционально, так что для нее я являюсь
всего лишь "осаждающей" причиной.
Ей показалось, что для меня, как для
волшебника, подходящей будет роль
Гермеса Киллениоса, о котором Одиссей
говорит: "Тем временем в душах
поклонников собирался Килленейский
Гермес, вооруженный великолепным золотым
жезлом, которым он мог, по желанию,
околдовать наши глаза или пробудить
нас от глубочайшего сна"45. Гермес
-это, "создатель душ". Он также
является , "водителем снов"46. Для
последующих рисунков особенно важно
то, что Гермесу приписывается число 4.
Марциан Капелла говорит: "Число четыре
приписано Килленийцу, поскольку лишь
он один считается четырехкратным
богом"47. 539 Форма, которую принял
рисунок, была безоговорочно принята
сознанием пациентки. К счастью, однако,
работая над ним, мисс X обнаружила, что
в дело были вовлечены два следующих
фактора. По ее словам, этими факторами
были рассудок и глаза. Рассудок всегда
стремился сделать рисунок таким, каким,
по его разумению, ему следует быть;
однако глаза твердо придерживались
видения и, в конце концов, вынуждали
рисунок выходить таким, каким он и
получался в действительности, не
согласуясь с рационалистическими
ожиданиями. Ее рассудок, сказала она,
на самом деле подразумевал светлую
дневную сцену, с солнечным светом,
свободно смягчающим сферу; однако глаза
благоговолили ночной сцене с "дробящей,
опасной молнией". Осознание этого
момента помогло ей признать действительный
результат ее живописных усилий и
согласиться с тем, что речь фактически
идет об объективном и безличном процессе,
а не о личном отношении.