— Как вы можете писать на это положительную рецензию, когда это не литература! Это же... это... какая-то графомания и сплошная фантастика! С сомнительной философией, да ещё и фривольная! А чему она научит молодёжь, вы подумали?!
— А с каких это пор фантастика — не литература? И чему же это такому страшному она научит, интересно?
— Ваша, с позволения сказать, точка зрения не соответствует компетентному мнению, вы судите слишком смело!
— Но ведь это же МОЯ точка зрения. И статья, кажется, моя. Вам никто не мешает написать собственную статью и изложить там ваше, «компетентное», мнение. Если сможете.
— А я говорю, ваша статья никуда не годится, её надо переписать!
— Нет, не надо.
— Как это не надо?! Как не надо?! Главный редактор сказал — надо, значит, надо!!! — разговор продолжался уже минут 10, и Рожнов давно начал ёрзать на стуле, не зная, что бы такого ещё ему сказать. Всевлада была в ударе и всё парировала, и жестокая толпа сдавленно хихикала над каждым её словом, а он, Рожнов, стремительно терял авторитет.
— Мало ли, кто что сказал.
— Но если я сказал, значит, вы должны переписать!!! — в отчаянии взвизгнул Рожнов ещё раз.
— Почему?
— Потому что я главный редактор!!!
(Удивительно содержательный и аргументированный спор, подумала Всевлада.)
— И с какой же это стати я должна из-за ВАШЕГО самодурства переписывать МОЮ статью? Я ей вполне довольна.
— Я главный редактор!!! У меня авторитет!!!
— Я вас туда не назначала. И среди меня у вас авторитета нет.
— Я не могу пропускать в печать что попало!!! Я отвечаю за нашу редакцию!!!
— Ну и отвечайте за редакцию. Я тут причём?
Рожнов поджал слюнявые губы и выпучил глазёнки. Он не знал, что ответить на такую наглость. Но тут его осенило: он вспомнил своё любимое слово — "штаны". Рожнов расплылся в улыбке: это просто не может не помочь, он сейчас придумает какую-нибудь такую пакость, что заставит растеряться от омерзения кого угодно. И пусть нечестно, но на последнем ходу он победит. Набрав побольше воздуха, Поликарп Омарыч сосредоточился и выдал:
— Что ж вы ведёте себя, как маленькая девочка! При виде вас так и хочется достать из штанов ремень и как следует вас выдрать!
В глубокопосаженных глазах Строговой отразилась такая обжигающе ледяная злоба, что у Рожнова даже улыбка куда-то сползла. Сам он покрепче вжался в стул. Влада клокотала от ярости. Она не потерпит таких речей ни от одного старого козла в мире. Девушка заметила, как у неё задёргалась верхняя губа, сдерживая звериный оскал.
— А знаете, что мне хочется сделать при виде вас? — холодно спросила она, устремив на него тот свой особый взгляд, которым при желании было нетрудно напугать человека до икоты, чем она в юности порой и развлекалась. Вот и сейчас все притихли, а Рожнов вцепился в свой стульчик, трусливо уставившись в её гипнотические глаза. Он только помотал головой. — Мне хочется вывихнуть вам челюсть, — зловеще понизила голос Всевлада, и что-то в её спокойном тоне подсказывало, что она вполне способна воплотить свою угрозу в жизнь. Возможно, даже прямо сейчас.
— П-п-почему? — взвизгнул Рожнов.
— П***ите много.
Повисла минутная пауза.
— НУ, ЗНАЕТЕ!!! — истерично завопил Поликарп Омарыч, — Вот так вот матом крыть начальство!!! Я, конечно, знаю, что вы меня за глаза иначе, как "гнида", не называете, но это уже переходит все границы...
— А, так значит, у вас и доносчики есть! — с издевательским восторгом воскликнула Строгова. Далее она железным голосом вкратце поведала Рожнову о результатах всех её наблюдений за оным, общим впечатлении всей редакции от его персоны и высказала несколько предположений относительно причин эдаких его выкрутасов, попав в самую точку и тем самым изничтожив искусственно взращенное самолюбие Поликарпа Омарыча. — А ещё мне не нравится вашего лица, с позволения сказать, овал, — закончила она, передразнивая любимые словечки Рожнова.
Рожа Рожнова перекосилась, отнюдь не похорошев от этого. Его только что морально вкатали в асфальт. Его осмеяли и унизили перед всей редакцией, а ведь это его исключительная привилегия.
— Да что ж вы вся так дрожите, нельзя же так нервничать! — завопил он истошно ласковым голосом, вскочил и приобнял её за бёдра, так как до плеч не мог дотянуться. Вот это вот было реально большой ошибкой. Владу передёрнуло, как при виде многоножки, она чопорно шарахнулась в сторону и с размаху двинула тяжёлым кулаком прямо в мясистое рыльце Рожнова.
— Бы уболеды!!! — истерично прогнусавил Рожнов.
— Я уже итак ушла! — рявкнула Всевлада и, плохо соображая от бешенства, распахнула окно, перекинула ноги через подоконник и зашагала прочь, так как дело было на первом этаже.
И после вышеизложенных событий этому старому паскуде хватило наглости начать трезвонить на домашний телефон Всевлады и требовать, чтобы она самолично приехала не куда-нибудь, а к нему домой, и забрала свои «халтурные рукописи», если они ей нужны. Он, мол, распорядился не пускать её дальше порога редакции, и их оттуда сегодня увёз, и собирается в скором времени сжечь, так как ему не нужен этот хлам. И вообще, он старый больной человек, получивший незаслуженно физические и душевные увечья, а потому она не развалится, если сбегает на другой конец города.
Всех в редакции сильно раздражало это дурацкое требование, но все были вынуждены по нескольку раз распечатывать свои статьи и таскать их на суд главреду, который, видите ли, не любит читать с монитора. И вот теперь целая куча бумаги ждала, когда хозяйка заберёт бедняжку домой. Всевлада не горела желанием снова разговаривать с Рожновым, этим омерзительным брюхоногим, и тем более посещать его вонючую нору, но рукописи — дело святое, и она не допустит, чтобы хоть буква из оных оставалась во вражеских клешнях.
Именно поэтому сейчас она ехала в автобусе и в задумчивости. Она сказала далеко не всё, что следовало, за полгода работы она наслушалась столько мерзостей и насмотрелась на такое количество несправедливостей и самоуправств, что короткая тирада и удар в пятак не могли всего этого компенсировать. Этих старых мудаков где-то учат, что ли, тайком, как надо говорить гадости, чтоб человек потом неделю не мог от них отмыться? И чтоб ещё через месяц потом неожиданно у него всплывало что-нибудь в памяти, и он полночи не мог заснуть от ярости, придумывая, как лучше было отбрить этого гада или заступиться за кого-нибудь? И эта рожа опять же, как вообще природа могла допустить такое?!