– Хорошо, в феврале родила, летом каникулы, а осенью она уже с Синицким. Я даже знаю, в какой день…
Аллочка хотела поделиться, но пока она моргала, Бражник прошмыгнул вперед.
– Я помню, помню! – он засуетился. – Я помню странный эпизод… На лекции по философии, нам читали Ницше. – Он уточнил: – Вы тоже должны эту лекцию помнить!
– Естественно, мы помним, – усмехнулась Чернушкина, – Бражник, даже и не сомневайся, нам больше помнить не о чем.
– Вы все пропускали, а я был на каждой паре…
– Пушистик! – я его погладила по спинке.
– Это было еще зимой, – он улыбнулся, – у Лизы был уже большой живот, но платья она всегда носила короткие. Она никогда не прятала свои ножки. Вы помните, какие у Лизы были ножки?
Бражник прищурился хитро, как фокусник, и я увидела, я вместе с ним тоже увидела Лизу и вспомнила ножки.
– Точеные ножки в черных колготках.
– У нее было платье такого цвета, как шоколад. Из мягкой ткани… – Бражник показывал пальцами, как будто щупал сукно. – Ткань похожа на мех. Какая-то чудесная шерсть! Мне все время хотелось потрогать…
– Ангорка, – с усмешкой прогундела Аллочка, – тогда все рынки были завалены китайской ангоркой.
– Наверно…
Бражник закрыл глаза, чтобы вспоминалось лучше, он стал похож на грустного кота.
– И что-то такое летящее на ней всегда висело, платок или палантин…
– Ближе к теме! – Чернушкина подстегнула.
– Так вот, рассказываю. На этой лекции Лиза сидела рядом с Синицким. И что удивительно, до этого он никогда не приближался к ней и вдруг садится рядом и сразу начинает ее отвлекать. Я даже знаю, над чем они смеялись! Он рисовал меня с хлыстом, я тогда увлекался Маркизом де Садом, и этот засранец…
– Регламент, Бражник, регламент!
– Да! – подпрыгнул он и засмеялся. – А профессор! Вы помните нашего философа?
– Лысина, очки и свитер, – прогундела Аллочка.
– О! Это был оч-чень талантливый человек! Он любил провокации. На этой лекции он специально переврал цитату из «Заратустры», он сказал: «Женщина – это средство для отдохновения воина». И что тут сразу началось! Все девки разорались: «Ницше – фашист!», «Мы никакое не средство»…
Бражник согнулся и начал хихикать, пока еще тихо, пока еще только от предвкушения, но мне уже хотелось, уже хотелось с ним похохотать, только я не могла вспомнить, над чем. На этой паре меня не было, я эту пару проспала.
– Все! – Чернушкина щелкнула пальцами. – Вспомнила!
– Конечно, ты помнишь, дорогая! Ты же тогда громче всех возмущалась. Как обычно…
– Да что ты говоришь? – по-моему, она кокетничала. – Я? Возмущалась?
– Да! – Бражник улыбнулся во весь рот и с радостью великой ей напомнил: – Ты встала и на всю ивановскую заявила: «Меня зовут Любовь Чернушкина! Я не согласна с Ницше!»
Он засмеялся визгливо, с причитаниями: «Меня зовут Любовь Чернушкина! Я не согласна с Ницше!»
Чернушкина махнула на него рукой и взяла садок, такой небольшой беленький садочек, она с удивленьем посмотрела на содержимое. Там были утиные головы. Их разрезали вдоль, симметрично, так, чтобы у каждой половинки остался свой глаз и клюв, череп вскрыли, а есть нужно было мозги, маринованные утиные мозги.
– Это что? – спросила она. – Кто это заказал?
– Это ты заказала, – хихикнула Аллочка, – ты сказала «и что-нибудь мясное».
– Все, все, – Бражник вытер слезы, – и ведь к чему я все это начал?
– Ницше! – я напомнила.
– Да, – он собрался, – Ницше! Так вот, Лиза болтала с Синицким, все уже замолчали, а Лиза засмеялась. Тогда профессор к ней обратился: «Мадемуазель! Мадемуазель в третьем ряду, вы тоже не согласны с Ницше?»
– Как он угадал! – я перебила нечаянно, – Лиза и была мадемуазель! Эта шляпка ее… Это ее перо страусиное… Перчаточки зеленые! Как я себе хотела такие же перчатки…
– Вот он и сказал ей «Мадемуазель», а она встает… Вы помните, как она встала?
– Да! – Чернушкина ответила. – Она сказала: «Воин уже отдохнул!» – и пузом вперед!
– Нет, нет, нет! – Бражник погрозил ей пальцем. – Она не так сказала. Она сказала: «Отчего же? Я согласна с Ницше». А потом встала, повернулась боком и скинула шаль, показала профессору свой живот и говорит ему: «Смотрите, воин уже отдохнул» – вот так она сделала. Актриса…
– И он ей сразу пятерку автоматом, – Аллочка это запомнила. – Говорит ей: «Несите зачетку». А сам аж покраснел!
– Подожди, подожди, слушай! Сейчас будет самое главное!
– Ах, еще только будет!
– Сокращай, Бражник! – Чернушкина его подстегнула. – Сокращай!